В мишуре и блестках - [2]

— Наверное, они и в самом деле немножко чудаки.

— Вы так думаете? Возможно, вы правы. Но продолжим. Мое образование, вполне формальное, позже по настоянию отца было значительно расширено углубленным изучением наук, имеющих отношение к бизнесу, переходившему ко мне по наследству. Когда отец умер, я уже считался ведущим авторитетом в Европе по китайской керамике всевозможных периодов. Мы с дядей Бертом стали очень богатыми. Как говорится, к чему бы я ни прикасался, все превращалось в золото. Короче, я был из тех, кому деньги плывут в руки, а не утекают сквозь пальцы. В довершение всего — ну просто цирк! — я стал чудовищно везучим игроком и выиграл на футбольном тотализаторе два вполне королевских состояния, не облагавшихся налогом. На игру вдохновил меня дядя Берт.

— Счастливчик.

— Да, и я рад этому. Богатство позволяет мне удовлетворять мои собственные причуды, которые, возможно, покажутся вам не менее эксцентричными, чем выходки дяди Прыга и тети Трах.

— Например?

— Например, этот дом. И слуги. Особенно вас, наверное, удивляют слуги. Со времен Тюдоров до десятых годов девятнадцатого века Холбердс принадлежал моим предкам по отцовской линии, Билл-Тасманам. Они были самой влиятельной семьей в этих местах. Их девиз был прост как правда: «Несравненные». Мои предки следовали ему буквально, отказываясь от пэрства, дабы ни с кем и ни в чем не сравняться, и живя с истинно королевским размахом. Возможно, вы считаете меня заносчивым, — сказал Хилари, — но уверяю вас, по сравнению с моими предшественниками я скромен, как василек в ржаном поле.

— Почему ваша семья выехала из Холбердса?

— Голубушка, да потому что они разорились. Они вложили все в вест-индские компании и после отмены рабства остались без гроша, на мой взгляд вполне заслуженно. Дом был объявлен к продаже, но по причине его местоположения никто на него не польстился, а поскольку охрана исторических памятников тогда пребывала в зачаточном состоянии, здание подверглось ужасам запустения и превратилось в молодые руины.

— Вы выкупили его?

— Два года назад.

— И реставрировали?

— До сих пор реставрирую.

— С огромными затратами?

— Правильно. Но согласитесь, также со вкусом и понятием.

— Соглашусь, — подтвердила Агата Трой. — На сегодня мы закончили.

Хилари встал и обошел мольберт, намереваясь взглянуть на портрет.

— Чрезвычайно интересно. Я рад, что вы все еще до некоторой степени остаетесь верны так называемой фигуративной живописи. Я не хотел бы, чтобы меня превратили в шизоидное нагромождение геометрических узоров, как бы ни радовало такое зрелище глаз ценителя абстракций.

— Не хотели бы?

— Нет. Королевская Антикварная гильдия — в просторечии «Свалка» — несомненно сочла бы этот портрет страшно авангардным. Не выпить ли нам? Уже полпервого.

— Я хотела бы сначала прибрать тут.

— Разумеется. Наверное, вы предпочитаете лично заботиться о ваших инструментах, но имейте в виду, что Мервин, который, как вы, возможно, помните, малевал Вывески, прежде чем попал за решетку, будет наверняка счастлив отмыть ваши кисти.

— Чудесно. В таком случае я лишь приведу себя в порядок.

— Возвращайтесь сюда, когда закончите.

Трой сняла халат и, поднявшись на второй этаж, пошла по коридору к своей восхитительно натопленной комнате. Она отмыла руки в ванной и, стоя у окна, принялась расчесывать короткие волосы.

За развороченными угодьями, над которыми все еще трудились садовники и архитекторы, под тяжелым свинцовым небом вздымалась неровная пустошь. Низины и холмики сливались в затейливом узоре, словно нарисованном кем-то незримым и могучим. Пустошь, поросшая тощим низким кустарником, с холодным достоинством несла свой покров. Трой в надменности здешней природы чудилась враждебность. По пустоши шла извилистая дорога к тюрьме, все было припорошено снегом.

«Только собаки Баскервилей не хватает, — подумала Трой. — Хорошо, что эта идея пока не пришла Хилари в голову, а то бы он непременно ее осуществил».

Прямо под ее окном высились покосившиеся развалины оранжереи, когда-то тянувшейся вдоль восточного крыла здания. Хилари говорил, что их скоро снесут, пока же они торчали бельмом в глазу. Сквозь разбитое стекло прорезались верхушки еловых побегов. Внутри оранжерея утопала в разномастном мусоре, кое-где крыша совсем провалилась. Хилари обещал, что когда Трой в следующий раз приедет в Холбердс, то из ее окна откроется вид на лужайки и кипарисовую аллею, ведущую к фонтану с каменными дельфинами. Любопытно, удастся ли этим культурным нововведениям взять верх над зловещей равниной.

Между будущим садом и пустошью, на вспаханном склоне, повинуясь декабрьскому ветру, кружилось и жестикулировало пугало. Оно походило на персонаж комедии дель арте[1], неведомо как забредший в эти холодные и суровые края.

Внизу появился человек, кативший перед собой тачку, наклонив голову навстречу ветру. На нем были зюйдвестка и клеенчатый плащ.

«Это Винсент, — подумала Трой. — Шофер-садовник. Что мне о нем говорили? Мышьяк? Точно. Неужто правда? А может, врут?»

Пугало как сумасшедшее крутилось на палке. Несколько соломинок сорвалось и понеслось по ветру.