В мире подлунном... - [81]

— Ежели вы оба считаете, что есть тут какие-то тайны, то… никто, кроме меня, не должен их знать! — мушриф накрыл ладонью рукоятку сабли. — Иначе… лишитесь головы!.. Тайны расскажете в Газне, кому нужно расскажете… У меня — приказ… Запомните одно: мавляна Бируни вместе с почтенным господином Ибн Синой поедут вместе в повозке.

— А дервиш, мой дервиш? — спросил Бируни.

— Будет вместе с моими сарбазами.

Бируни почтительно склонил голову. Маликул шараб, вознамерившийся продолжить рассказ о Шахвани, по знаку мушрифа захлопнул рот.

— Веление султана — веление аллаха! Разговор окончен!

Солнцу осталось совсем немного дойти до зенита, когда со всех сторон послышалось: «Едут! Едут!»

Из-за невысоких зеленых холмов показалось большое белое облако.

Через мгновение из него выскочили всадники.

Поворот с большой дороги к бекату обозначили два ряда сарбазов. Застыли конюхи, держа наготове скакунов, которых надо было предложить гостям. Водоносы с полными бурдюками на спине изготовились залить пыль, которую гости поднимут.

Бируни и Маликул шараб расположились у ворот, рядом с управителем стоянки, вздрагивавшим от каждого приказания мушрифа.

Маликул шараб, выпив все вино, пребывал в хорошем настроении. Мурлыкал какую-то песенку, не без удивления приговаривал при этом: «Ах, плут! Ах, мошенник!»

А Бируни… По мере того как приближалось белое облако, росло и его волнение, его нетерпеливое любопытство, посеянное в его душе Хатли-бегим и Маликулом шарабом.

Вот она, вот она — повозка с желтой шелковой дверцей! Издали она напоминала большой шатер. Впереди, сзади, по бокам ее сопровождали три десятка всадников, — ого, это число приличествует не лекарям, пусть и знаменитым, а могучим завоевателям!

Впереди, весь в пыли, на скакуне с благородной белой отметиной точно посредине лба рысью мчался… кто ж? А, рябой мушриф, тот самый, который сопровождал Шахвани в Тегинабад.

Вот мушриф, этот мушриф раскрыл рот, глаза его расширились, будто приготовляясь выскочить из орбит, он выпрямился в седле и, упершись ногами в стремена, заорал:

— Эй, в бекате… Управитель!.. Именем нашего могущественного султана приказываю немедленно заменить наших лошадей, сарбазов — напоить и накормить, а господина, гостя султана…

Рябой мушриф не успел закончить, как зашевелилось шелковое полотнище, отодвинулось в сторону, и взорам людей предстал человек, на голове которого красовалась белая серебристая чалма, намотанная на синюю бархатную тюбетейку. Человек этот, с красиво удлиненным, породисто-благородным лицом, с короткой бородкой мудреца, которая очень шла ему, осмотрелся. Ощупал каждого своими озорными, хмельными глазами и вдруг воскликнул радостно:

— Маликул шараб? Это ты?

Маликул шараб растерянно оглянулся на Бируни:

— Он! Он самый!.. Ну и плут!

— Маликул шараб! — крикнул еще веселей человек, перегибаясь через край повозки и еще шире раздвигая желтую занавеску. — Пусть живет и здравствует великий поэт Маликул шараб, приехавший встречать великого исцелителя!

Маликул шараб толкнул Бируни в бок, захохотал:

— Смотрите, мавляна, он пьян! Вдребезги пьян, мошенник!

Шахвани, подняв руку, что-то хотел еще сказать, по не удержался на ногах или его дернули изнутри — исчез в крытой повозке, и занавески тотчас были задвинуты.

В толпе поднялся шум, послышались смешки. Курносый мушриф очнулся и пустил коня навстречу рябому мушрифу.

— Солнце нашего мира, великий султан приказал передать в мое распоряжение привезенного ученого, досто почтенного Ибн Сину.

— Где этот приказ?

— Вот он!

Курносый достал из-под блистающего на солнце остроконечного шлема бумагу, сложенную вчетверо, и помахал ею в воздухе, но вместо того, чтобы отдать ее рябому, вдруг резко стеганул своего коня и закричал:

— Прочь с дороги!

Рябой выхватил из ножен саблю:

— Поддельных приказов я предоставлю тебе тысячу!

Курносый тоже обнажил саблю. Почти одновременно с ними, будто по команде, выхватили сабли сарбазы обоих отрядов.

Скакуны, почуявшие приближение боя, дико заржали. Крики, вопли, ругань!..

— Освободи дорогу!

— Сам освободи!

— Бей их!

— Руби!

Схватка длилась недолго. Бируни хотел было урезонить дерущихся: «Что вы делаете, правоверные? Не саблей, а разумом решайте спор!» — собрался было броситься под ноги лошадей, но… вместо всего этого стоял растерянный, обняв Маликула шараба в течение всей непродолжительной схватки. А когда пришел в себя, резня кончилась: рябой мушриф из Тегинабада убил курносого мушрифа из Газны, уполномоченный Али Гариба оказался сильней уполномоченного Хатли-бегим. Да и сарбазов у первого было больше: из сарбазов второго в живых осталось лишь несколько — опрокинутые с коней, они торопливо отползали с поля боя.

Рябой вложил в ножны окровавленную саблю. Когда его отряд вновь повернул на большую дорогу, он заметил Бируни и Маликула шараба. Вгляделся, подозвал своих всадников. Быстро подскакали они к Маликулу шарабу, свалили наземь, связали его, помчали…

Бируни закричал:

— Господин мушриф! Этот дервиш ни в чем не виновен!

Рябой мушриф даже не взглянул на ученого. Погрозил ему плеткой, потом ожег ею своего белолобого скакуна, все еще ржавшего, яростно раздувая ноздри от запаха крови, крикнул: «Вперед!» — и пустился в Газну.