В министерстве двора. Воспоминания - [88]

Рихтер жил скромно, приемов не делал, долгов, показных по крайней мере, за ним не числилось, ни фабриками, ни заводами, построенными на казенные деньги, не владел, следовательно, шансов на помощь не имел. Помню, старый генерал заболел серьезно, увезли его за границу. Оттуда он написал письмо, поведав о своих стесненных материальных обстоятельствах. Ему повелено было выдать семь тысяч рублей; а ловкие, оборотливые люди, даже из подчиненных ему свитских чинов ухитрялись за милую душу получать не только десятки, а и сотни тысяч под видом ссуды.

Своей исключительной близостью к государю, доверием к нему Александра III Рихтер не пользовался для личных или семейных своих выгод, держался благородно, в государственной же своей деятельности оставил бледный, незаметный след.

При Адлерберге управляющим делами Главной квартиры состоял генерал-адъютант Николай Васильевич Воейков, комендантом — генерал-адъютант Рылеев и начальником Военно-походной канцелярии — генерал-адъютант Салтыков. С уходом Адлерберга из этих трех ближайших его сотрудников остался лишь Воейков, назначенный при реформе Главной квартиры помощником командующего. Николай Васильевич отличался обходительностью и деликатностью в обращении, но как деятель представлялся величиной совершенно незаметной. Много говорили о его скупости при больших средствах, он разительно отличался в этом отношении от своего тестя, популярного в Москве генерал-губернатора кн. Долгорукова, совсем не умевшего считать деньги, опутанного долгами. Генерал Воейков под старость ослеп, должен был оставить должность с пожалованием в обер-камергеры.

Бывший комендант Главной квартиры генерал-адъютант Рылеев отпросился на покой. В свое время он играл при Александре II незаурядную роль, неотступно состоял при нем, отказался совсем от личной жизни, стараясь охранять царский покой. По внешности мало воинственный, с манерами и голосом доброй, задушевной тетушки-старой девы. По мягкости характера он, казалось, не подходил для ответственно-боевой роли коменданта. Зато Рылеев весь проникся всепоглотившим его стремлением — жаждой выказать свою нелицемерную преданность Александру II. Этот пыл с годами не остывал, а еще более разгорался, что невольно заставило обратить на себя внимание как на исключительно преданного слугу, своего рода приближенного евнуха-телохранителя восточных властителей.

После смерти Александра II Рылеев заперся в своей маленькой, скромной квартирке у Конюшенного моста, стены которой буквально сплошь были увешаны портретами — рисунками, гравюрами и фотографиями Александра II в разные эпохи. Он посвятил себя всецело обслуживанию могилы своего кумира; ежедневно, безусловно каждое утро, являлся в Петропавловский собор на молитву у праха своего бывшего повелителя, а при выходе из церкви кормил голубей. И так неукоснительно, день в день, зимой и летом, в течение двадцати лет. Помимо собора он нигде и не бывал, но по воскресеньям днем к нему заходили бывшие сослуживцы и другие почитатели Александра II. Старик любил вспоминать старое житье-бытье, но не мог говорить про покойного императора без слез.

Нельзя не отметить, что Рылеев, находясь так интимно близко к императору, мог легко добиться усиленного содержания, большой аренды, но он за себя не хлопотал, получал скромный [оклад], размер которого, наверное, неизвестен был Александру II. После смерти Рылеева капитала не осталось.

Генерал-адъютант Салтыков принужден был оставить Главную квартиру по воле Александра III, крайне отрицательно к нему относившегося. Его место занял Николай Константинович Шведов. Сначала он был назначен делопроизводителем Военно-походной канцелярии и из штабс-капитанов переименован был в гражданский чин с производством «за выслугу лет» в коллежские советники, затем назначен начальником общей канцелярии Главной квартиры. Военный министр, Петр Семенович Ванновский обратил внимание Рихтера на неудобство замещения этой должности гражданским чиновником. Такое заявление развязало руки доброму Оттону Борисовичу, относившемуся очень благосклонно к Шведову, он воспользовался возможностью опереться на авторитет строгого министра, испросил разрешение на переименование своего правителя канцелярии в полковники. Военные старого времени поймут необычайность быстрого превращения штабс-капитана в полковники путем проведения чрез гражданские чины. Внезапно появился Шведов на видном посту, среди свиты государя, и так же внезапно принужден был стушеваться. Рихтер не мог оборонить своего ближайшего докладчика от выпадов значительных лиц свиты, не признававших в нем своего человека.

Уйдя из Главной квартиры, Николай Константинович состоял некоторое время помощником инспектора пограничной стражи, а потом числился по военному ведомству. Он работал много в Главном управлении Красного Креста.

Долгое время Николай Константинович Шведов оставался в тени; казалось, карьера его, одно время обещавшая блестящее служебное положение, закончена. Действительность не оправдала этого предзнаменования. Шведов принял участие в работах Общества востоковедения, заинтересовался делом, поддерживал всеми силами существование этого молодого и малосильного еще организма. Ему удалось организовать при обществе особую высшую школу — Восточную академию, во главе которой [он] встал сам, а на должность почетного президента сумел завербовать императрицу Александру Федоровну. Не знаю, как и через кого совершился этот высочайший ангажемент, несомненно, чрезвычайно выгодный для благоденствия академии и для благополучия докладчика ее величеству о делах этого учебного заведения. На Шведова посыпались награды: александровская лента, чин генерала от артиллерии и, наконец, ко всеобщему удивлению, в числе новых членов Государственного совета, назначенных 1 января 1917 года, значился он; достиг, следовательно, высшей служебной платформы, пристани полного благополучия, но, увы, указ о назначении опубликован [был] 1 января, а в феврале загрохотала революция. И звезды, и генеральские чины, и самый Государственный совет полетели под кручу.