В метре друг от друга - [19]

– С тобой чокнуться можно!

Удивительно, но в голове вдруг всплывают слова доктора Хамид. «Держаться на удалении, так, чтобы исключить возможность прикосновения. Ради их и твоей безопасности». Из коробки, которую оставила перед дверью Джули, беру маску, засовываю в карман и спешу за Стеллой.

На ходу бросаю взгляд на невысокого парня с темными волосами, острым носом и еще более острыми скулами. Высунувшись из палаты 310, он с любопытством таращится на меня.

К лифту Стелла приходит первой и, войдя в кабину, поворачивается и нажимает на кнопку. Я делаю шаг вперед, но она выставляет руку.

– Полтора метра.

Черт.

Дверцы закрываются, я остаюсь. Притоптываю в нетерпении ногой, снова и снова жму кнопку вызова. Лифт неторопливо поднимается на пятый этаж и так же медленно возвращается. Я опасливо оглядываюсь – на сестринском пункте пока никого, – быстренько проскальзываю в кабину и жму кнопку. В металлической стене вижу свое мутное отражение, вспоминаю про маску и торопливо ее надеваю. Глупо, конечно. И зачем только я преследую эту помощницу Барб?

Динь-динь. Створки лениво расходятся, и с деловым видом иду по коридору, а потом по переходу направляюсь к восточному входу в отделение неонатологии, обгоняя по пути нескольких врачей. Они явно спешат по какому-то своему делу, так что меня никто не останавливает. Осторожно толкаю дверь и замечаю Стеллу. Я уже открываю рот, чтобы спросить, что это все, черт возьми, значит, но меня останавливает хмурое и серьезное выражение ее лица. Она смотрит на ребенка, трубок и проводов на котором больше, чем рук и ног.

Его крохотная грудь тяжело поднимается и опадает. Дышится ему явно с трудом. Я чувствую, как бьется в груди мое собственное сердце, как напрягаются легкие, пытаясь напитаться воздухом после сумасшедшего забега по больнице.

– Малышка борется за жизнь, – говорит наконец Стелла, поймав мой взгляд в стекле. – Она еще не знает, что ждет ее впереди и почему она борется. Это просто… инстинкт. Она хочет жить, Уилл.

Инстинкт.

Я этот инстинкт утратил давно. Может быть, в моей пятидесятой больнице, в Берлине. Может быть, восемь месяцев назад, когда подхватил B. cepacia и меня вычеркнули из очереди на трансплантат. Таких случаев было немало.

Я стискиваю зубы:

– Послушай, ты выбрала не того парня для своей вдохновенной речи…

– Пожалуйста. – Она останавливает меня, поворачивается, и я с удивлением обнаруживаю на ее лице отчаяние. – Мне нужно, чтобы ты соблюдал режим, выполнял все предписания. Полностью и неукоснительно.

– Я, кажется, плохо тебя расслышал. Ты сказала… пожалуйста? – Разговор получается серьезный, а мне этого совсем не надо. Но выражение на ее лице остается тем же. Я качаю головой и подхожу ближе, но не близко. Что-то случилось. – О’кей. И все-таки что здесь на самом деле происходит? Смеяться не буду.

Стелла вздыхает и отступает на два шага:

– У меня… проблемы по части контроля. Мне нужно знать, что все в порядке, все идет как и должно.

– И что? Меня-то это каким образом касается?

– Я знаю, что ты не выполняешь предписания. – Она прислоняется к стеклу и смотрит на меня. – И это меня бесит. Невыносимо бесит.

Я откашливаюсь и смотрю на беспомощную малышку по ту сторону стекла. Что-то во мне шевелится, какое-то непонятное чувство вины, хотя с чего бы?

– Да… ну, был бы рад тебе помочь, но… То, о чем ты просишь… – Я качаю головой, пожимаю плечами. – Э, даже не знаю как.

– Чепуха. – Стелла топает ногой. – Все больные кистозным фиброзом знают, как и что нужно делать. К двенадцати годам мы практически сами уже доктора.

– Даже избалованные засранцы? – бросаю я и срываю маску. Мой комментарий бьет мимо цели и совсем ее не забавляет. На лице то же страдальческое выражение. Не знаю, в чем именно проблема, но что-то грызет ее изнутри. И дело тут не только в стремлении к контролю. Я перевожу дух. Ладно, хватит валять дурака.

– Ты серьезно? Я тебе жить мешаю?

Стелла не отвечает, и мы стоим, молча глядя друг на друга, и в какой-то момент между нами возникает что-то вроде молчаливого понимания. Я отступаю на шаг и в качестве жеста примирения надеваю маску и прислоняюсь к стене.

– О’кей. Пусть так. И если соглашусь, что мне с этого будет?

Она смотрит на меня прищурившись, кутаясь в свою лилово-серую толстовку. Я не спускаю с нее взгляда: смотрю, как ее волнистые волосы падают ей на плечи, а в глазах отражается все, что она чувствует.

– Хочу нарисовать тебя, – вырывается у меня, прежде чем я успеваю остановиться.

– Что? – Стелла упрямо качает головой. – Нет.

– Почему нет? Ты красивая.

Черт. Вырвалось. Она смотрит на меня, удивленная и, если только это мне не кажется, немного довольная.

– Спасибо, но нет.

Я пожимаю плечами и иду к двери:

– Значит, не договорились.

– А ты не можешь попробовать приучить себя к дисциплине? Соблюдать режим? Даже для спасения собственной жизни?

Я останавливаюсь. Смотрю на нее. Неужели не дошло?

– Мою жизнь уже не спасти. Как и твою. – Поворачиваюсь и бросаю через плечо. – В этом мире все дышат воздухом, взятым взаймы.

Открываю дверь в коридор, и тут меня настигает ее звонкий голос:

– Эй, ладно!

Вот так не ожиданность. Я замираю, и дверь со щелчком закрывается.