В лето 6746 года от сотворения мира - [72]

— Это как же?

— А вот так. Я действительно передал кузнецам большое количество железа. Но, во-первых, это железо очень высокого качества, и его вашим железом не заменишь. Из моего и вашего железа разные вещи куют. Ваше — оно тоже нужно, но на этот ваш рынок я не покушаюсь. Во-вторых, я его им не продавал. Я его им передал для исполнения моего заказа. Весь заказ я один у них и заберу. Не куплю, а заберу. Потому, что оплачивать им я буду только их работу. Мечи, что они мне ковать будут, я в Новгороде продавать не буду. Каким образом это может отразиться на цене вашего железа? А никаким.

Нечай с минуту смотрел на меня оторопевшими глазами, но потом в них промелькнула какая-то новая мысль:

— Ты подожди, но ведь ты две кузни задействовал на своем металле, значит, эти кузнецы у нас железо теперь долго не купят.

— Не две, а четыре. Две наковальне я еще им передал, чтобы они успели с заказом моим справиться. Но до этого кузниц было действительно две. Но, во-первых, две из скольких? Сегодня в Новгороде тридцать одна кузница. Что две кузни из этого числа для тебя погоду сделают? Ты что, один железом торгуешь? Или я всем кузнецам своё железо всучил? Нет, Нечай, никаким образом на цену твоего железа это повлиять не может. И второе. Кузни новгородские сегодня работают как? Исключительно под заказ. Станет ли заказов меньше после моего заказа? Да нет, сколько было бы, столько и останется. Кузнецы меньше простаивать будут, а железа, сколько требовалось, столько требоваться и будет.

Помолчали, еще выпили по паре глотков.

— Больше того, на все мои заказы моего железа может и не хватить. Мне вот пару сотен коней подковать надо будет, а это 800 подков. Может на часть этих подков у меня железа и хватит, а может и нет. Да и жалко мне мое железо на подковы-то переводить. Тогда как? Заказов у кузнецов станет больше, а количество железа на их выполнение от меня уже не будет, что получится?

— Подскочит цена на наше железо, — впрягся один из нечаевских дружков.

— Мудак ты, Нечай, — сказал один из них, — и нас чуть в грязное дело не втянул.

О, «мудак»! Я хорошо расслышал, мне не послышалось. Знали, оказывается, в XIII веке такое замечательное словечко.

— Слушай, а сколько ж ты мечей заказал?

— Двести штук, — а чего скрывать, по-моему, это уже весь торг знает.

— Сколько? — у дружков Нечая глаза из орбит полезли.

— Ну, это только мечи…Есть и еще заказы.

— Да зачем же тебе, Михаил Игнатьевич, так много мечей?

Я снова про себя хмыкнул. Что, сопля зеленая, уже «Михаил Игнатьевич»?

— Ну, то дела купеческие, — встрял Сергей.

— Да, это конечно… это мы с пониманием.

Стали прощаться. Нечай за пиво нам заплатить не дал, все винился, что бес его попутал. Мы спорить не стали. Разошлись было каждый по своим делам.

Но Нечая и его компанию остановили мужики, что сидели с нами в харчевне:

— Игнач у нас человек добрый, отпускает вас — его дело. Но мы вас так не отпускаем. Чтобы вас на торге больше не было. Я понятно объяснил?

— И че будет?

— А здесь в сугробе и останетесь. А боле — ничего.

Когда Нечай с дружками отошёл подальше, к нам повернулся тот, что с Нечаем разговаривал. Решил меня предупредить:

— Ну, ты даешь, Игнач. Нечай — известный бузотер, любит на драку нарываться. И кодла у него не простая. А ты его при всем народе уделал, причем даже не ударив ни разу. Силен ты, Игнач, силен. Но поосторожись теперь. Мы не всегда рядом будем. Ну ладно, бывай, нам в свои ряды пора.

— Послушайте, а как вы так быстро узнали, что на меня тут «наехали»?

— А вон мальчишки играют, так к нам тот, что в куцей шапке и прибежал. Мы-то тут совсем недалече.

— Ну, спасибо вам.

— Да не за что. Добрый ты, а надо было бы этих всех как вшей, до щелчка давить, до щелчка…

Когда мы с Сергеем вышли на свежий воздух, я подозвал указанного нам пацана. Видно, что когда-то знавал он неплохие времена, одет был даже прилично, только заметно вырос из своей одежонки, да и прорехи на ней кое-где появились, хотя и аккуратно заштопанные.

— Ну, и кто ты есть, добрый молодец, как тебя звать величать, сколько тебе лет?

Пацан не смутился, смотрит прямо, даже с некоторым вызовом. Заметил, видать, как я его одежонку рассматриваю.

— Мал я еще, чтобы меня по отчеству называть. Я — Митрий Щавель. Можно Митяй. Сын вдовы Елизара Чебота, кожевника. Годов мне четырнадцать, к лету — пятнадцать будет.

— А почему прозвище у тебя такое?

Митрий усмехнулся:

— Так это, как отец помер, голодно было. По весне мы с матерью, почитай, на одном щавеле жили. Так вот и пошло.

— А тут что делаешь?

— Так торг ведь. Не тут, так там не тому, так другому, что-то поможешь, донесешь, что-то…

— Украдешь …

— Не. Мы чужого не берем. Вон те — он кивнул на другую группу совсем молодых оборванцев, что стояли в стороне кучкой и смотрели в нашу сторону, — те да, а мы что заработаем, на то еды себе и покупаем, а бывает, что и домой хватает что принести.

— Вот что, Дмитрий. Приходи-ка ты завтра к нам домой, прямо к обеду. Знаешь, где мы живем?

— Митрий я. Где живешь знаю. Тут это все знают.

Вот и приходи. А сейчас пошли в калашный ряд, я тебя и всю твою ватагу угостить хочу.