В лето 6746 года от сотворения мира - [173]

Но возникшая передышка оказалась недолгой. Из лесной чащи стала вываливаться отдельными группами толпа смертников хашара. Ну что я говорил! Интересно, что термин хашар в современном мне таджикском и тюркских языках означает день добровольного безвозмездного труда (так сказать, субботник) в помощь одному из членов общины в постройке, например, жилища или его ремонте. Я еще помню, как в советское время в наших восточных союзных республиках так строились, например, школы. Только тогда я не знал еще того кошмара, что несло в себе это слово в ХIII веке.

Меня насторожило одно обстоятельство. Я точно знал, что монголы не могли захватить в окрестностях так много пленных. Мы предупредили всех местных жителей, и они ушли. Но рабов выходило из леса все больше и больше. У одних в руках, кроме незамысловатого оружия, были длинные лестницы, у других я рассмотрел волосяные веревки с железным крюком на конце. Лица угрюмые, друг на друга не смотрят. Я так понимаю, что их смогли сюда собрать не меньше тысячи, а то и больше. А позади них виднелась темная полоса из ордынцев (все-таки оптика — это великое дело). Их сразу выдают коричневые малахаи. Среди монголов в основном стрельцы, которых прикрывают нукеры со щитами и саблями.

И опять крепость затихла. Понятно, что сейчас вся эта толпа рванет на нас и нам надо будет ее убивать. Я видел, как командиры стрельцов деловито отводили своих людей в глубину стрелецких площадок, оставляя на первом плане оговоренные пять десятков, как десятники на нижней боевой площадке еще раз что-то выговаривали стоявшим в две линии меченосцам и копейщикам. Я не волновался, все команды отданы, все командиры знают, что делать, все отработано не одну сотню раз. Но внутренний мандраж не отпускал и я, чтобы не смущать остальных, опять ушел к себе в каморку.

Наконец, проваливаясь в рыхлом подтаявшем снегу, страшно воя, рыча и поскуливая от страха, дикого ужаса смерти и беспомощности, хашар тронулся на штурм, подстегиваемый обреченными криками своих же, убиваемых сзади за нерасторопность. И вот уже этот вал падающих, поднимающихся и снова бегущих и по-звериному рычащих тел захлестнул всю поляну перед крепостью и приблизился к первой моей отметке — расстоянию в 170 метров от стены. Это предельное расстояние, с которого начинается наша стрельба из луков, но не навесом по «площадям», а по конкретным целям. Зазвенели спущенные тетивы и, нет не хашар, но монголы за его спиной, получили стрелы от первого и единственного залпа моих стрельцов.

Единственного не потому, что мои стрельцы больше не стреляли. Просто команда «бей!», напомню, могла быть подана только один раз и означала начало стрельбы. При этом действительно получался своеобразный залп. А дальше — то, что называют стрельбой «по готовности». Похоже, что такие первые потери (а легло сразу не меньше двух десятков молодцов в малахаях) монголов несколько обескуражили, но бой только разворачивался.

Расстояние в 170 метров преодолевается вооруженным воином за 30–35 секунд. Пока бегут первые 70 метров, можно выстрелить два (или даже три) раза, но я дал команду на эти метры каждому стрельцу произвести только по одному выстрелу. Это, с одной стороны, продемонстрирует то, что обороняющихся вроде бы совсем немного, а с другой, сделает наступающих монголов менее осторожными. Но главное — сэкономит нам стрелы. Затем — по одной стреле самому хашару (по наиболее активным наступающим и тем, кто несет лестницы), после чего стрельбу снова перенесли на монгольских стрельцов и их защитников. Задача не только их ранить или убить, но и не дать монголам стрелять прицельно. Хотя на расстоянии 50–70 метров каждый из моих стрельцов даже по движущейся цели на тренировках в пяти случаях из четырех попадал в точку прицеливания. Но ведь бой-то первый.

А хашар уже у стены и часть его (как, я надеюсь, посчитают и монголы) — уже в «мертвой» зоне. Пусть так пока и считают. Не для хашара заготовки мои. Смотрю, в ход у них пошли лестницы. Они оказались явно короткими, но к этому, похоже, хашар был готов. Лестницы стали быстро связывать, снова приставлять к стенам и наконец начался сам штурм стены. Похоже, люди уже устали бояться. Они уже умерли внутри себя. Уже нет подбадривающих себя криков, только хриплое дыхание, да короткие всхрапывания из пересохшего горла, да живая мокрая от животного страха толпа, рвущаяся к горлу моих воинов. Вверх полетели крючья с веревками, и по ним, как и по лестницам, словно пауки по паутине, стали подниматься люди. Я был спокоен. Наверху их встретят. Я следил за монголами. Их стрельцы лихорадочно высматривали и, похоже, особо не видели для себя целей. Но это их не останавливало, и они «поливали и поливали» верх крепостной стены обильным дождем своих стрел. Такой подход иногда оправдывает себя. Даже если цель найдет хотя бы одна стрела из сотни. А они, я смотрю, совсем не жалеют свой боезапас. Слава Богу, мы подготовились к подобному варианту.

Наша ответная стрельбы была, скажем так, умеренная, но неожиданно (не только для монголов, но и для меня) очень эффективная. Будто на стене совсем немного лучников, но все они — мастера своего дела. Я знал, что это просто командиры меняют стрельцов после каждого третьего выстрела. Руки не успевают устать до своего предела, а попробовать себя в бою успеют многие. А вот сверху повалились и первые убитые на вершине частокола. На стенах хашар начал рубиться с нетерпением поджидавшим его моим воинством.