В лесной чаще - [156]

— Какого дьявола… — вырвалось у О'Келли.

— Идем, идем! — крикнул Сэм, но я уже дергал ручку двери.

Мы выскочили из фургона и помчались за угол, к въездным воротам. У меня длинные ноги, и я легко обогнал Сэма и О'Келли. Улица плыла мимо меня с покачивающимися воротцами и пестрыми дверями, с каким-то ребенком, таращившимся на нас с велосипеда, и подстригавшим розы стариком. После полумрака утреннее солнце казалось нестерпимо ярким и густым как мед, а от хлопнувшей в фургоне дверцы разлетелось звонкое эхо. Розалинда могла схватить острый сук, камень, разбитую бутылку — убить можно чем угодно. Я не чувствовал под собой ног. Обогнув воротный столб, я кинулся к главной дороге и свернул на узкую тропинку вдоль стены. Замелькали мокрая трава, отпечатки ног на глине, листья, хлещущие по лицу. Мне казалось, будто я растворяюсь в воздухе, а осенний ветерок дует сквозь меня, проникает в ребра и холодком течет по жилам.

Они стояли за углом стены, на том месте, где лес приближается к полю. Кэсси держала Розалинду за руки — я вспомнил силу ее пальцев тогда, в комнате для допросов, — но Розалинда билась изо всех сил, дралась злобно и яростно, стараясь не вырываться, а ударить Кэсси. Она колотила ее ногами и пыталась разодрать ногтями, затем откинула голову и плюнула ей в лицо. Я что-то закричал, но они меня не услышали.

За спиной раздались быстрые шаги, и вперед вынырнул Суини, несшийся по полю как регбист и уже приготовивший наручники. Он схватил Розалинду за плечо, развернул к себе и ударил о стену. Кэсси застала ее без макияжа, с волосами, грубо стянутыми в узел лентой, и только теперь я увидел — с чувством, похожим на облегчение, — насколько она безобразна без косметики и ловко взбитых кудряшек: обвислые щеки, искривленный бешенством узкий рот и стеклянные глаза, пустые как у куклы. Розалинда была в школьной форме: мешковатой синей юбке и таком же жакете с гербом на лацкане, — и почему-то именно этот наряд показался мне особенно ужасным.

Кэсси отшатнулась, ухватилась за ствол дерева и удержалась на ногах. Когда она повернулась к нам, сначала я увидел только ее глаза: огромные, черные и как бы ослепшие, — затем заметил струйку крови, сочившейся по щеке. Она стояла, покачиваясь, в тени дерева, и под ее ногами плясали солнечные зайчики.

Я был уже в нескольких шагах от нее, как вдруг что-то заставило меня остановиться. Бледная, с затуманенным лицом в кровавых отметинах, Кэсси походила на языческую жрицу, которая только что вышла из святилища, совершив невероятно жестокий ритуал и еще светясь неземным светом. Священная и слишком далекая, чтобы к ней можно было подойти без спроса. У меня по спине пробежали мурашки.

— Кэсси, — пробормотал я и протянул к ней руки. У меня разрываюсь сердце. — Кэсси…

Она подняла руки и потянулась ко мне — клянусь, я это видел, — но лишь на мгновение. Потом она опомнилась. Опустила руки, откинула голову и бесцельно скользнула взглядом по голубому небу.

Сэм оттолкнул меня в сторону и бросился к ней.

— О Боже, Кэсси… — Он задыхался. — Что она с тобой сделала? Иди сюда.

Он вытащил полу рубашки и осторожно вытер окровавленную щеку, другой рукой придерживая Кэсси за затылок.

— Ох черт! — воскликнул сзади Суини, когда Розалинда ударила его по ноге.

— Поцарапала, — произнесла Кэсси. У нее был жуткий голос, высокий, неестественный. — Она коснулась меня, Сэм, эта тварь меня коснулась. Боже мой, она плюнула… Вытри это! Вытри!

— Тихо, тихо, — сказал Сэм. — Все закончилось. Ты молодец. Успокойся.

Он обнял ее и притянул к себе; она опустила голову ему на плечо. На мгновение взгляд Сэма встретился с моим; затем он перевел его на свою руку, гладившую ее по волосам.

— Что тут происходит? — раздался раздраженный голос О'Келли.

С лицом Кэсси, когда его помыли, все оказалось не так плохо, как нам показалось вначале. Ногти Розалинды оставили на скуле три темных полосы, но порезы были неглубокими. Два эксперта, знавших приемы оказания первой помощи, определили: швы накладывать не нужно и Кэсси повезло, что Розалинда не попала ей в глаз. Они предложили залепить раны пластырями, но Кэсси отказалась, решив, что их надо продезинфицировать. Ее все еще трясло; один эксперт заметил, что у нее, видимо, шок. О'Келли, выглядевший растерянным и издерганным всем происшедшим, предложил ей карамель.

— Сахар, — пояснил он.

Было ясно, что Кэсси не может вести машину, поэтому мы оставили ее «веспу» у дороги и поехали обратно на фургоне. За руль сел Сэм. Розалинду посадили назад вместе с остальными. После того как Суини надел на нее наручники, она затихла и сидела прямо и неподвижно, с каменным лицом. При каждом вдохе я чувствовал, как от нее несет тяжелыми духами и еще чем-то густым, пряным, тошнотворным, хотя, вероятно, мне это казалось. По ее глазам я видел, что она напряженно думает, но ее лицо оставалось неподвижным. Оно не выражало ни гнева, ни вызова, ни страха — абсолютно ничего.

Мы вернулись на работу, и настроение О'Келли улучшилось. Он не стал возражать, когда я вместе с Кэсси прошел в наблюдательную комнату.

— Эта девчонка напоминает мне одного парня, которого я знал в школе, — заметил он, пока мы ждали, когда Сэм заполнит нужные бумаги и приведет Розалинду в комнату для допросов. — Он мог надувать вас по десять раз на дню, а потом ухитрялся как-то изворачиваться и убеждать всех, будто вы же сами и виноваты. У нас тут водится немало психов.