В лабиринте пророчеств. Социальное прогнозирование и идеологическая борьба - [69]

По мере ускорения научно-технического прогресса процесс устарения и морального износа прошлого, овеществленного знания по сравнению с приобретаемым, живым знанием не замедляется, а, естественно, ускоряется. Это находит свое проявление в возрастающем экономическом значении интенсивных факторов производства по сравнению с экстенсивными в современном общественном производстве. По подсчетам американского экономиста Денисона, по крайней мере две трети общего прироста продукции в США после 1929 года следует отнести за счет роста квалификации работников, лучшей организации производства и внедрения научных знаний, то есть интенсивных факторов, и лишь одну треть за счет экстенсивных факторов: роста занятости и увеличения основного капитала. Причем доля первых в ходе научно-технической революции имеет тенденцию возрастать. Вот почему нельзя не согласиться с французским демографом А. Сови, который справедливо пишет: «Внимательное изучение экономической эволюции за последние пятнадцать лет показывает, что главным фактором развития прогресса является не капитал, как полагали долгое время, а знания людей, их способность создавать богатства».[141]

В общественном производстве в целом доля национального богатства, воплощенная в овеществленном труде, снижается по сравнению с его долей, воплощенной в знаниях людей. Так, накопленные издержки на образование наличного населения возросли с 19,9 процента к национальному богатству США в 1940 году до 25,6 процента в 1950 году и до 38,7 процента в 1960 году. Об этом же свидетельствует и тот факт, что удвоение знания в сфере науки происходит за 10–12 лет, тогда как накопление капитала совершается несравненно медленнее. Одновременно и инвестиции в человека становятся все более продуктивными, чем инвестиции в машины и оборудование.

Современная техника предъявляет возрастающие требования к человеку. Общество будущего — это не царство дилетантов, знающих все понемногу и ничего досконально, а общество высококвалифицированных специалистов, профессионалов, повелителей машин. «Люди с психологией машинопоклонников часто питают иллюзию, будто в высокоавтоматизированном мире потребуется меньше изобретательности, чем в наше время; они надеются, что мир автоматов возь-мет на себя наиболее трудную часть нашей умственной деятельности — как тот греческий философ, который в качестве римского раба был принужден думать за своего господина. Это явное заблуждение… — писал Норберт Винер. — Мир будущего потребует еще более суровой борьбы против ограниченности нашего разума, он не позволит нам возлежать на ложе, ожидая появления наших роботов-рабов».[142]

В сфере экономической деятельности мы имеем дело фактически не с вытеснением человека из производства, а с изменением его функций в производстве, превращением его из простого агента производства, придатка машины, в «контролера» производства в широком смысле этого слова, как предвидел Маркс. Капитализм, естественно, уродует и деформирует этот процесс, придает ему антагонистический характер.

Иллюзия «вытеснения человека из сферы общественного производства» и связанные с ней технократические мифы порождены в первую очередь тем, что буржуазным социологам и экономистам, как правило, чужд исторический подход к обществу, а их анализ ограничен лишь сферой промышленного производства. Социальная обусловленность подобного подхода станет очевидной, если мы примем во внимание, что преувеличение роли техники так или иначе отражает преклонение перед основным капиталом, в умалении человека дает себя знать пренебрежение трудящимися массами, в ограничении анализа промышленностью — товарный фетишизм, представление же о вечности капиталистических отношений, естественно, сопровождается утратой социальной перспективы.

Капитализм — прокрустово ложе прогресса

Не только экономическое развитие, но и социальный прогресс человечества во многих отношениях обусловлены последовательным разделением труда. На протяжении истории это разделение происходило как в горизонтальной плоскости, путем расчленения непосредственного процесса изготовления продукта на ряд параллельных или последовательных операций, так и в вертикальной плоскости, путем выделения отдельных этапов общественного производства в относительно самостоятельные сферы экономической деятельности. В первом случае процесс производства по своему характеру оставался совместным трудом; во втором же он приобретал характер более или менее опосредованного участия во всеобщем труде. В обоих случаях, однако, в результате общественного разделения труда значительно возрастала его совокупная производительность благодаря специализации и кооперации, а также благодаря перемещению части рабочей силы в те сферы деятельности, где экономическая эффективность приложения труда в целом выше.

Развитием прежде всего науки и образования, а также ряда других социальных услуг научно-техническая революция как бы надстраивает следующий, новый этаж в экономическом здании цивилизации — третий, если рассматривать первым присвоение и умножение богатств природы в сельском хозяйстве, а вторым — их промышленную переработку. Дело не в том, что эти формы общественной деятельности не существовали прежде, а в том, что производство знания, его приобретение и технологическое применение в процессе научно-технической революции становятся необходимым предварительным условием современного общественного производства; общественно полезная деятельность в этой сфере превращается в общественно необходимую и экономически весьма эффективную; она вносит свою возрастающую долю в стоимость совокупного общественного продукта и уже в силу этого приобретает характер производительного труда.