В крымском подполье - [7]

Секретарь горкома Сирота, мой хороший приятель, на первый случай отвел мне пустующее помещение недалеко от горкома. В этих двух комнатах я временно поселился, а при немцах намеревался использовать их как конспиративную квартиру.

В городе было тревожно, многие уезжали, наспех продавали дома, имущество. Я считал, что в этой обстановке мне удастся легко приобрести необходимые для подполья вещи.

Жена на несколько дней задержалась со мной в Керчи, чтобы помочь мне подыскать квартиру и домик для будущей подпольной типографии.

Мне надо было устроиться на работу. Подумав, мы с Сиротой решили, что вполне подходящим для меня учреждением будет Рыбакколхозсоюз.

Сирота позвонил председателю и попросил устроить на работу Вагина. Я отправился в Рыбакколхозсоюз.

Председатель поговорил со мной и несколько раз с удивлением и неудовольствием осмотрел мои документы.

— Паспорт в порядке: «Вагин, Петр Иванович, пятидесяти пяти лет, кустарь-столяр». Но справка… справка не из желательных.

«Вагин Петр Иванович, 1886 года рождения, осужденный по делу № 2465 от 18 августа 1938 года по статье 116 Уголовного кодекса РСФСР к трем годам лишения свободы Красноярским краевым судом, содержался под стражей с 11 декабря 1938 года по 18 августа 1941 года. Из общей тюрьмы № 1 из-под стражи освобожден по отбытии срока наказания, что и удостоверяется».

— За кражу, значит, сидел?

— Другие крали, а я виноват.

— Вот что, голубчик мой, — стараясь быть сдержанным, сказал председатель. — Удивляюсь я вашей… — он замялся, — смелости…

Председатель, молодой парень, был действительно поражен: война, немцы наступают, Крым под угрозой, и в это время в таком городе, как Керчь, секретарь горкома просит устроить на работу какого-то проворовавшегося старика.

— Нет у меня работы: все должности заняты, — решительно сказал он и уткнулся в бумаги.

— А может быть, вы все-таки еще раз поговорите с секретарем горкома? — настаивал я.

Помолчав немного, он недовольно буркнул:

— Хорошо. Узнаю, в чем дело.

— Когда зайти к вам?

— Дня через три.

— Я зайду к вам завтра. Мне нужна работа.

На другой день, после повторного указания Сироты, председатель встретил меня по-другому.

— Извините, что немножко не так вас принял, — сказал он сконфуженно. — Вы по спецзаданию ко мне поступаете?

— Вы же знаете, что такие вопросы не задают.

— Простите… Я зачисляю вас на работу младшим диспетчером. Ознакомьтесь с материалами колхозов. Если нужно будет уходить и кто-нибудь из служащих спросит, куда, — скажите, что идете по моему заданию.

Он вызвал управляющую делами и официальным тоном приказал ей оформить меня на работу и выдать хлебную карточку.

Так из работника Крымского обкома партии Козлова я стал «нечистым на руку» кустарем Вагиным и в октябре 1941 года в Керчи, готовясь к «погружению» в подполье, перешел на нелегальное положение.

Пока я устраивался на работу, жена подыскала мне и квартиру для жилья и домик.

— А зачем тебе дом покупать и деньги тратить? — спросил меня Сирота. — Любой коммунальный дом можем дать. Бери хоть двухэтажный. Устраивает?

— Нет, не устраивает. Для типографии нужен свой дом. А то придут немцы, появятся и старые хозяева. Хлопот не оберешься.

— Да… — Сирота был озадачен. — Это, пожалуй, возможно…

Жена предупредила меня:

— Дом пойдем смотреть вместе, хозяева эвакуируются. А квартиру я могу показать тебе только издали. Я сказала хозяевам, что я одинокая, эвакуирована из Симферополя. Там у меня собственный дом и хорошее хозяйство. Поэтому я дальше уезжать не хочу, но не знаю, пропишет ли меня милиция в Керчи. Если милиция разрешит мне прописаться, то я приду к ним и уплачу за три месяца вперед. А если милиция откажет, я к ним больше не приду. Ждать они меня будут до четырех часов.

Домик стоял на городском склоне горы Митридат. Во дворе — сарай, задняя стенка прилегает к самой горе. Это мне особенно понравилось: при случае можно сделать хороший тайник.

Пожилая хозяйка сердито упаковывала вещи. Ей не хотелось бросать свое хозяйство, но муж — кузнец с завода имени Войкова — отправлялся на Урал с первой партией рабочих и оборудования.

За дом со всей обстановкой и курами хозяйка просила девять тысяч. Сошлись на восьми тысячах без кур, которых она решила зажарить на дорогу.

Покупку дома мы должны были на следующий день оформить в коммунальном отделе. Но Сирота не успел достать денег, и дело сорвалось.

Квартира сдавалась на улице Кирова, 44, почти на окраине, недалеко от порта.

Небольшая полутемная комната с двумя окнами на двор меня устраивала. Двор был проходной. Одна калитка — на улицу Кирова, другая — на набережную, весьма удобно.

Хозяева — старик и старуха, люди, видимо, хозяйственные и расчетливые — встретили меня сдержанно.

— Я слышал, вы сдаете эту комнату?

— Мы ее уже сдали одной дамочке, — оглядывая меня, ответила хозяйка.

— Немолодая такая, в черном плюшевом пальто?

— Да.

— Так она же меня к вам и послала. Я с ней встретился в милиции. Ее не прописывают.

— А вы тоже приезжий? — вступил в беседу хозяин, поглаживая жиденькую с проседью бородку.

— Здесь я в Рыбакколхозсоюзе работаю. Снимал комнату, а теперь хозяева уезжают, дом продают.