В крымском подполье - [67]

Она спрятала литературу.

Лазарева пришла в тот же день. Интеллигентная женщина лет тридцати пяти, небольшого роста, худощавая, смуглая, она чем-то напоминала мне Лидию Николаевну Боруц. Хозяйка дома нас познакомила и оставила вдвоем.

Лазарева отвечала на вопросы подробно и толково. Я спросил, что она делает сейчас.

— К сожалению, очень мало. Я связана с «Мусей» — Александрой Андреевной Волошиновой. Она выполняет задания штаба партизан, и я помогаю ей по разведке.

— В лесу о вас знают?

— Знают. Я работаю. Я хочу работать, — настойчиво повторила Лазарева. — Я не раз с Толей говорила, но он сказал, что старухи им не нужны.

Я усмехнулся — это было очень похоже на Толю.

— Найдите для меня надежную квартиру.

Мое предложение ее не испугало, а обрадовало:

— В нашем доме есть свободная комната. Я уговорю хозяйку сдать.

Я объяснил, что комнату в городе найти нетрудно, сложность в том, что я проживаю нелегально, по фиктивным документам и должен прописаться в домовую книгу, минуя полицию.

Лазарева задумалась:

— Это хуже. Наша хозяйка настроена по-советски, очень хорошо к нам относится, но большая трусиха и на нелегальное проживание не согласится. Однако мы обязаны вас устроить. Если не удастся договориться с хозяйкой, поместим вас в другом месте. У меня много хороших знакомых. Дайте день-два сроку.

Лазарева показалась мне серьезной, исполнительной, и я доверился ей.

После обеда я приготовил почту для подпольного центра: некоторые разведданные, список провокаторов, выявленных подпольщиками, и письмо Павлу Романовичу. Я сообщил об обстановке в городе, просил прислать радиста Кущенко, портативную радиостанцию, мины и тол для диверсий, оружие и чистые бланки паспортов. Запросил, кто такая «Муся» и можно ли установить с ней связь.

У «Кости» я познакомился еще с одной патриоткой — Верой Горемыкиной. Она жила со своим отцом и шестилетним сыном в хибарке напротив и приходила к Марии Павловне помогать по хозяйству. «Костя» хранил у нее оружие.

Лазарева пришла на другой день.

— Я договорилась с хозяйкой. Сказала, что мой родственник остался без площади, и попросила ее сдать мне свободную комнату. Вход в эту комнату через нашу квартиру. Таким образом, вы будете не ее квартирантом, а моим. Я возьму у нее домовую книгу якобы для прописки вас в полиции, и вы пропишетесь. Если это вас устраивает, можете сегодня же переселиться.

— Семья у вас есть? — спросил я.

— Со мной живут две сестры и племянница пятнадцати лет. Старшая сестра член партии и помогает «Мусе». Можете не беспокоиться.

Глава одиннадцатая

Лазаревы жили недалеко от Красной горки на улице Островского. Из их окон были видны пригородные пустоши и Теркинские горы, где находился лагерь «Седло». Закрытый с улицы густыми зелеными деревьями и каменным забором, дом особого внимания не привлекал. У Лазаревых ни разу не было ни обысков, ни проверки документов. Надоедали только румынские солдаты, занимавшие школьное здание напротив. Сестрам то и дело приходилось отбиваться от непрошенных посетителей, назойливо предлагавших купить краденные у русских вещи.

— Заберется иной раз этакий вор в квартиру, — рассказывала Евгения Лазарева, — и начинает плакаться на своих хозяев — немцев: «Они нас за людей не считают, сами обжираются, а нас кормят, как собак. Даже брезгают с нами встречаться». Мы, конечно, поддакиваем.

У Лазаревых я сразу почувствовал себя, как в родной семье. Три сестры — Евгения, Софья и Наталья — относились ко мне одинаково заботливо и бережно.

Все они не работали, заручившись у знакомых врачей справками о «тяжелых» болезнях. Выходили из дома по очереди, только на базар и в случае крайней необходимости. Квартира почти не отапливалась, жили впроголодь, продавая на базаре вещи.

Комната, которую я занял, была неплохо обставлена хозяйской мебелью. Среди других вещей имелась этажерка с книгами преимущественно религиозного содержания. Это было весьма кстати для маскировки.

Лазаревы достали где-то брюки, пиджак, галстук, и я совсем преобразился. На случай расспросов условились, что я их родственник, учитель русского языка, и живу заработком от частных уроков.

В домовой книге и паспорте я быстро оформил прописку, использовав полицейские штампы, которые изготовил мне Боря Хохлов.

Евгения Лазарева рассказала мне о настроениях городской интеллигенции. Учителей и других школьных работников она знала как сотрудник Наркомпроса. Были среди ее знакомых и врачи и профессора.

— Если бы вы знали, какой подъем вызвал среди них доклад товарища Сталина шестого ноября! Нам удалось получить его от «Муси».

— Ну, а практически эти люди чем-нибудь помогают нам?

— Кое-что делают. Саботируют мероприятия немцев, укрывают людей от мобилизации в Германию, прячут военнопленных, бежавших из концлагерей. Правда, в последнее время все это делать труднее. Вы же знаете, немцы усилили репрессии. Занимаются провокацией — ведь они не брезгают никакими средствами. Недавно, например, ночью были сброшены бомбы на жилые кварталы города. Немцы подняли крик, что это зверства большевиков. Но самолеты кружились над городом низко и долго, зенитки молчали и прожекторы не работали.