В кругу, все ближе - [2]

Они видели отчаянные усилия обреченного человечества, и, хотя им было невероятно трудно не броситься на помощь людям, на их глазах погружавшихся в грохочущие воды, хотя профессор вынужден был напомнить им закон, запрещавший столь существенные изменения прошлого-источник временных осложнений с неподдающимися учету последствиям, — они понимали, что все это вписывалось в так хорошо знакомый им трагический порядок. Но сейчас оживление этой мирной ночи показалось ему поистине ужасным.

— Стел! — шепнул кто-то ему на ухо. — Стел!

— Да.

— Что-нибудь случилось?

— Ничего, — сказал Стел и, взглянув на часы, увидел, что он и в самом деле опоздал. — Сейчас начинаю.

Посланцы в другие города были, вероятно, пунктуальнее. Он еще раз окинул взглядом безмятежную суету толпы, потом, почувствовав, как у него слегка сжалось сердце, отступил на шаг и начал подниматься по лестнице. Он подготовил все еще когда город был мертв чтобы легко отыскать установку когда он оживет.

Но сейчас он не думал об этом. Картина освещенной площади стояла у него перед глазами, и от радости, с которой несколько дней тому назад он принял весть о том, что будет участвовать в спасательных работах, не осталось и следа. По правде говоря, эта наивная радость померкла уже в тот момент, когда он вступил на улицу со странно знакомыми фасадами изуродованных домов.

Поднявшись на первый этаж, он различил в бледном свете площади, сочившемся в окна, увешанные картинами стены. Темные силуэты статуй поднимались прямо из пола. Он видел достаточно для того, чтобы ориентироваться в пространстве, так что не колеблясь направился прямо к угловому окну. Нащупал за занавесом головку передатчика. Координаты приема были установлены заранее, и ему оставалось лишь провести блестящей воронкой по каждому предмету.

Он рассеянно нажал на кнопку. Огромная картина в золоченой раме исчезла. Он нажал на другую кнопку, сделал два шага и нажал снова. Неясный бронзовый силуэт растаял в воздухе. Привыкший к операциям спасения, он и не пытался вообразить молниеносный путь разложенной вещи и ее последующую материализиацию в точно таком же зале, заранее восстановленном в парке погибших цивилизаций в самом сердце Тельмадона. Он неторопливо переходил от одного произведения искусства к другому, от картины к статуе, и лишь проходя мимо окна, кидал из него беглый взгляд на толпу, кипевшую на освещенной площади.

Шум толпы долетал и сюда, и ему хотелось продолжить его во времени и было страшно той минуты, которая его прекратит, так же как страшно было наступление молчания, предшествовавшего другому, вечному молчанию. Но никто, казалось, никуда не спешил в эту летнюю ночь, все новые пары появлялись на площади, и машины объезжали вокруг всадника, появляясь и исчезая по каким-то непонятным ему законам.

Так он продвигался в темноте, методично опустошая зал за залом. Оголявшиеся за ним стены выглядели как пронзенные многочисленными слепыми окнами, и пространство, казалось, увеличивалось. Он вошел в круглое помещение и направил воронку на единственную мраморную фигуру, возвышавшуюся посередине, как жалкая замена вечности, когда дверь вдруг открылась и его ослепил упавший на потолок луч света.

В дверях стояла испуганная девушка. Она что-то говорила, протягивая к нему руки, и он видел, как дрожат ее пальцы. Благодаря в душе того, кто решил одеть членов спасательной экспедиции в костюмы соответствующей эпохи, он вынул из нагрудного кармана крошечную капсулу переводчика.

— … здесь в этот час? — услышал он взволнованный голос девушки.

— Добрый вечер, — сказал он спокойно, слегка кланяясь, как это делали мужчины ее мира (он видел их на старинных пленках, прокручивавшихся в амфитеатре Тельмадона). -Какая прекрасная ночь!

— Но музей закрылся уже три часа тому назад. Если вам хочется полюбоваться ночью, это удобнее сделать с площади.

— Вы меня не поняли, — сказал он. — Эта ночь прекрасна потому, что я нахожусь здесь, вокруг меня столько произведений искусства… и одно из них живое…

— Послушайте, — сказала она. (Но страх, отражавшийся в ее глазах, уступил место веселому блеску, и голос уже не был таким суровым, как ей хотелось.) — Это совсем не подходящий час для… Я думала, что вы вор.

— Надеюсь, теперь вы больше так не думаете, — улыбнулся он, радуясь тому, что не успел опустошить комнату, в которой они находились.

— Все-таки это странно…

— То, что я любуюсь произведениями искусства? Пожалуй, я открою вам свой секрет. Знаете, больше всего мне все-таки нравятся живые.

Невольная улыбка была ответом на его улыбку, жалкую и вымученную. Но как все это было ему знакомо!

— Ну, хватит, ночной поклонник прекрасного! Сейчас вы покинете этот зал вместе со мной!

— Да? А скажите, девушки, неожиданно являющиеся ночью в стенах музеев, всегда так строги?

— Вы невыносимы! — засмеялась она. — Вы и в самом деле считаете, что это я должна перед вами объясняться?

— А почему бы и нет? Может быть, я пришел с контролем… Например, проверить, как работает система сигнализации?

— А что, она неисправна? — обеспокоилась девушка.

— Да, неисправна. Что вы на это скажете?