В круге света - [21]

Думал, что про себя говорю, а оказалось, что спросил вслух, и меня услышала его бывшая соседка.

– Ты, батюшка, за Кузьмича не беспокойся, он и не из таких передряг выходил. Так что выкрутится, ему не впервой! – с полной уверенностью успокоила она меня.

Пять минут

Говорят, что те, кто так и не собрался покаяться в своих грехах при жизни, лелеют там единственную мечту – вернуться хотя бы на пять минут вновь в тело и совершить покаяние. Потому что это можно сделать только здесь.

Человек может и не верить Христу, прожить жизнь, как стрекоза, которая не задумывалась о грядущей зиме, а встретившись лицом к лицу с Небом, испытать великое разочарование.

Вступив в вечность, человек, который ее отвергал, вынужден изменить свою точку зрения. Для него наступает период знания, а вот период веры и надежды уже не наступит никогда. А там в цене – только вера, расцветающая любовью, а не знание с его констатацией факта. При этом можно ссылаться на авторитет святителя Игнатия Брянчанинова и других учителей Церкви, но у меня имеется опыт и несколько другого порядка. Вот о нем-то я и хочу рассказать.

Как-то зимой, года два назад, после окончания всенощного бдения, то есть после восьми часов вечера, когда мы уже собирались уходить, в храм зашли мужчина и женщина, оба – лет сорока.

– Не сможет ли батюшка окрестить нашего отца? – спросили эти люди, оказавшиеся родными братом и сестрой. – Он умирает и просит совершить таинство немедленно.

– Конечно, – ответил я, – куда едем?

– Он хочет, чтобы крещение происходило в церкви.

«Странно, – подумал я, – здоровые до храма никак не дойдут, а тут умирающий собрался! На руках они его, что ли, понесут? Хотя это их личное дело».

– Хорошо. Я буду вас ждать.

Через полчаса в церковь бодро вошел пожилой мужчина в синем спортивном костюме, сопровождаемый своими детьми. «Что-то не очень он похож на умирающего», – подумалось мне. Дело в том, что в таких случаях мы крестим «по скору», – это специальный чин для того, чтобы успеть окрестить человека, когда его жизни что-то угрожает.

– Постойте, – говорю, – ребята, ваш папа выглядит достаточно бодро. Может, отложим крещение до следующего раза, согласно расписанию? Мы подготовим человека и торжественно окрестим его большим чином.

Но мои собеседники были непреклонны:

– Батюшка, отец уже было умер и потом вдруг пришел в себя и потребовал везти его в церковь. Пожалуйста, крести, мы потом тебе все объясним!

Я подошел к старику и спросил:

– Скажи, отец, ты сам хочешь креститься, или они, – я показал в сторону его детей, – заставляют тебя?

– Нет, я сам хочу принять крещение.

– А ты во Христа как в Бога веришь?

– Теперь верю, – ответил он.

После совершения таинства старик без помощи детей покинул храм.

На следующий день мы служили Божественную литургию. В конце службы, как и было уговорено, старика привезли на причастие. В храм он уже не вошел: его под руки тащили дочь и сын. Человек принял причастие и перекрестился. Потом его привезли домой, положили на кровать, он потерял сознание и умер.

Перед отпеванием брат и сестра рассказали мне о том, что старик, я уже не помню его имени, всю свою жизнь был ярым коммунистом. Ни о какой Церкви, Боге и прочей «чепухе», он, естественно, никогда и не задумывался. Когда дети просили его креститься, он вынимал свой партбилет, показывал на профиль Ильича и говорил: «Вот мой бог!»

Даже заболев неизлечимой болезнью, отец отказывался креститься. Человек он был добрый, в семье его любили и хотели молиться о нем и в дни его болезни, и после кончины. Умирал он у них на руках, уже перестал дышать, лицо побледнело. Вдруг отец вновь задышал, открыл глаза, сел и потребовал: «Крестите меня немедленно!» Что с ним произошло, почему вернулся к жизни? Он так никому и не рассказал об этом…

В нашем поселке жил ветеран Великой войны дядя Саша. Маленький, с темными густыми бровями и неизменной улыбкой на лице. Ходил он в одном и том же сером костюме. Жил вдовцом, дочери разъехались, но старик всегда выглядел аккуратно. Любил дядя Саша выпить, но никогда я не встречал его пьяным. У него была соседка Люся – женщина неопределенного возраста и тоже любительница пропустить стаканчик-другой. Видимо, на почве одиночества и общего интереса между ними завязалась дружба. Вот эта Люся звонит мне и требует:

– Дядя Саша говорит, что ему дали пять минут. Приходи немедленно!

Ветеран уже умирал, вызвали его дочерей. Старик никогда не заходил в храм, а встречая меня на улице, провожал взглядом так, как если бы вдруг увидел возле своего дома какого-нибудь папуаса в боевой раскраске. Он не здоровался со мной, даже если я и предпринимал попытки его поприветствовать. Видимо, мои обращения ставили его в тупик точно так же, как если бы тот же папуас заговорил с ним на чистейшем русском языке. Но мне он был симпатичен. К лацкану его пиджака был прикреплен орден Отечественной войны, а я уважаю ветеранов. Возится такой старичок у себя на даче или возле дома, дощечку какую-нибудь прибивает или деревце обрезает. Проходишь мимо и думаешь: ты уж копошись потихоньку, займи себя чем-нибудь, но только живи, не умирай! Вы нам нужны, старички, без вас нам будет плохо…