В крови (ЛП) - [2]

Доктору Роберту Уэллсу.

Даже после того как Уэллс ушел на пенсию из Центра и из ФБР и переехал в Орегон, Джон поддерживал с ним связь. Его маленькая девочка, его медноволосая Кристи была жива и здорова благодаря генетической работе Уэллса, которую тот проделал, когда обреченный малыш с отклонениями был еще внутри матки Норы. Поэтому Джон остался безмерно обязан доктору. Он надеялся, что содержимое диска поможет Уэллсу подготовиться к грядущему будущему, найти способ выжить.

Кроме того, Плохое Семя было созданием Уэллса. И если кто-нибудь и мог знать, как остановить Данте Прейжона или С, каким бы ни было его долбаное имя, это был док.

Джон закрыл горящие глаза и помолился, чтобы его отъезд спас Нору и Кристи.

В дверь постучали.

Глаза Джона распахнулись, сердце заколотилось сильнее и быстрее. Тени закрыли потеки на потолке. Свет ушел из комнаты. Он заснул. Снова раздался стук, и голос, низкий и проникновенный, произнес его имя:

— Бронли? Это Кортини. Открой дверь. Нужно поговорить.

Сердце Джона громыхало. Он вскочил с кровати и пропустил волосы сквозь пальцы, пытаясь думать. Кортини. Он представил ее: волосы до плеч темно-кофейного цвета, ореховые глаза, миниатюрное лицо, стройная фигура. Привлекательная. Ходили слухи, что она вампир. Или возлюбленная вампира.

Он узнал о существовании вампиров, когда вступил в команду чистильщиков. Удивительно, как быстро он привык к этой реальности, от которой когда-то скривился, как от сока грейпфрута.

Но, вампир или нет, проблема была не в этом. А в том, что Катерина Кортини подчищала концы. И он был длинным концом. Как там говорится? Если ты видишь Бога, то ты уже на небесах; если видишь дьявола, то ты уже в аду; а если видишь Кортини, то ты труп.

Дверная ручка снова задребезжала.

— Бронли, нам действительно нужно поговорить.

— Минутку, — прохрипел он. — Мне нужно найти штаны.

Джон встал и пробрался в ванную комнату, тихо закрыв дверь. Встал на унитаз и с усилием открыл окно. Схватившись за гладкий кафельный подоконник, он подтянулся и вылез. И хотя сумерки брезжили на горизонте, жар разгоряченной от солнца парковки ударил ему в лицо. Он с трудом вдохнул воздух с запахом горячего бетона, песка и выхлопных газов. Затем спрыгнул на тротуар.

— Похоже, ты нашел свои штаны.

Джон развернулся. Кортини стояла на асфальте, выставив бедро, руки в перчатках висели по бокам. Его сердце снова начало колотиться в груди. В глазах потемнело, ноги подогнулись. Рука схватила его за бицепс, удерживая на месте.

— Дыши, — произнесла она. — Медленный глубокий вдох.

Не имея другого выбора, Джон сделал то, что сказала Кортини. Постепенно его зрение прояснилось, сердце замедлилось. Он выпрямился, но Кортини не отпустила его. Сжимающие пальцы были крепки, как сталь. Он заметил выпуклость от кобуры под ее светлым пиджаком.

— Ты знаешь, почему я здесь? — спросила она.

Джон подумал соврать. Подумал сделать невинный вид. Но, глядя в глаза Кортини, осознал, что это бессмысленно.

— Почему я это сделал, значения не имеет?

— Нет. Не очень.

Джон кивнул. Тяжело сглотнул.

Кортини скользнула рукой внутрь пиджака.

— Но я думаю, имеет значение, что большинство из твоей команды мертвы, потому что ты это взял.

Слова Кортини ударили по нему, словно хук справа в челюсть. Он закрыл глаза. Снова кивнул.

— Я сожалею.

— Обязательно скажи это им, когда снова увидишь.

Что-то в ее голосе заставило Джона открыть глаза; какая-то усталость, печаль и раздражение. Ее пальцы соскользнули с его руки. Она достала из-под пиджака пистолет с глушителем.

— Давай зайдем внутрь и поговорим, — сказала она.

Сообразив, что ему больше нечего терять, Джон ринулся прочь, его кеды шлепали по асфальту, когда он бежал через парковку. Он споткнулся, упал на утрамбованную грязь, песок и кустарники рядом с шоссе. Кровь стучала в его ушах. Дыхание скрежетало в горле.

Звук дизельного двигателя фуры, несущейся по шоссе, прогремел сквозь ночь. Фары залили дорогу светом, как два солнца, становясь ярче с каждым шагом. Никто не схватил его, чтобы остановить. Кортини не прокричала его имени. Он бросился на шоссе перед этими огромными светящимися фарами.

Звуки визга тормозов и шин были недостаточно громкими, чтобы стереть крик, все еще вертящийся в его памяти, последний всхлип Джоанны Мур.

Ждет ли его та же участь?

Запах горящей резины забился в ноздри. Глаза заволокло светом. Джон, пошатываясь, остановился, повернулся лицом к фуре и закрыл глаза.

***

Катерина наблюдала, как фура с клубящимся черным дымом, поднимающимся от шин, врезалась в Бронли. Его размозжило по сетке радиатора, как низколетящего июньского жука. Потом тело упало под грузовик, и шины размазали то, что от него осталось, по шоссе, когда фура, содрогнувшись, остановилась. Вонь горящей резины и выжженной крови разнеслась по воздуху.

Катерина засунула глок обратно в кобуру, затем повернулась и пошла сквозь траву и полынь к фасаду мотеля. Двери были открыты. Люди толпились на углу здания, уставившись на шоссе и на фуру, согнувшуюся пополам посреди дороги. Угрюмый мужчина говорил по телефону.

Используя электронный ключ, Катерина открыла дверь в комнату Бронли. Затем сняла дверную цепь с помощью тонкой стальной отмычки и проскользнула внутрь. Она закрыла плечом дверь и оглядела комнату. Открытый чемодан на комоде, смятое покрывало, ноутбук на столе рядом с занавешенным окном.