В краю Сорни-най - [13]

Надым — теперь мой город. Разница во времени с Ленинградом — всего два часа. Рассветает в девять часов, а темнеет в пятнадцать. Солнце не намного поднимается над горизонтом, такой розовый круглый шар. Это невозможно описать — надо самому увидеть, просто сказочная красота…»

Помнится, когда Алла Михайловна читала это письмо, она уже не плакала. Наоборот, в ее голосе было столько гордости за сына, что трудно передать.

— Неужели на Севере такое красивое солнце?! — удивлялась она.

— Все зависит от того, как смотреть и что видеть! — произнес Василий Владимирович, о чем-то глубоко задумавшись.

Много на земле радостей. Огонь дарит тепло. Вода утоляет жажду. Но есть ли выше радость, которую обретает отец в сыне? С помощью сына отец в будущем утверждает себя, видит свое бессмертие…

А будущее сегодня начинается в Сибири.

С и б и р ь…

Это будущее и свет.

Это сияющая нельма, плывущая на нерест.

Это пестрый рябчик, висящий на молодой сосне.

Это крепкий, ядреный, смолистый дух, как у молодой сосны.

Это могучий лес, вобравший в себя здоровую крепость морозов и яркость летнего солнца.

Это горы и степи, бескрайние, дышащие смолистым ароматом таежные пространства, белое безмолвие тундры.

Это особый ритм и размах, ощущающийся в характере и мышлении людей, в неистощимой энергии рек и человека.

Сибирь — буровая вышка с радужным фонтаном нефти.

Горящий факел газа во тьме полярной ночи.

Сибирь, ты — олень железный, мчащийся по дороге железной.

Ты — корабль, улетающий в космос.

Лететь не в космос — а на работу в Сибирь…

Она без нас ведь вдруг остынет?

Сибирь — новая моя сказка, которую я расскажу, когда заря зажжется и на проснувшихся травах заблестит роса…

КРАЙ СОКРОВИЩ

Наш вертолет парит над синей тайгой. Его крылатая тень то купается в серебряных блюдцах озер, то скользит по песчаным отмелям реки, где чернеют утки и гуси, то летит по зелени леса рядом с тенью лебединой стаи. Лебеди машут белыми крыльями. Вертолет железно гудит. И я не слышу курлыканья лебедей. Но ясно вижу взмахи их могучих крыльев, на которых, по преданьям, на Север прилетает весна.

От Кольского полуострова до Чукотки — синяя весна, природа пробуждается от спячки. Я думаю о пробуждении родного края, о сотворении чуда, которое произошло на этом безмолвном пространстве за полвека.

Помню: я бежал по песчаной косе. Летели брызги из-под босых моих ног, передо мной взлетали утки. Я хотел их поймать, но они взмахивали крыльями и летели в синь. У меня не было крыльев. Я завидовал птицам. Мне тоже хотелось в небо…

Однажды к нашей деревне причалил самолет. Сначала он парил высоко над лесом, над деревней, над людьми, потом снизился и, пробежав птицей-гагарой по широкому плесу реки, подплыл к берегу, как лодка. Из этой необыкновенной крылатой лодки (не потому ли манси и назвали самолет «крылатой лодкой»?) вышли люди.

— Крылатые люди приехали, — сказала тихо мама. — Русские. Слушай, как они говорят. Учись. И ты будешь крылатым.

Мне очень захотелось говорить на языке крылатых.

Сегодня я лечу на вертолете. Такой машины тогда еще не было. Вертолет придумали позже.

По желтой песчаной косе родной реки бежит мальчик. Бисер брызг искрится из-под босых его ног. Летят вспугнутые утки. Он тянет к небу руки. О чем мечтает этот мальчик? Кем он хочет стать? О каких крыльях грезит?..

Конечно, вертолет его уже не удивляет. Эта железная птица летает над его деревней и зимой и летом. Впрочем, для него это уже и не «железная птица», и не «крылатая лодка», а просто вертолет. Русское слово «вертолет» для него такое же привычное и естественное, как «книга» или «учительница».

Разве только гигант-вертолет «МИ-6», который возит трубы для строящегося газопровода, на мгновение привлечет любопытное детское внимание: ведь как-никак поднять трубу или целый вагон — дело не простое! И все же это не чудо, а обыкновенная жизнь. Ведь газопровод строят не где-нибудь, а рядом, недалеко от его деревни. И по этой трубе и на промышленный Урал, и в Центр пойдет обыкновенный газ, которым богаты недра Севера. Об этом каждый мальчик знает.

Все просто и обыкновенно. Школа-интернат в каждом поселке, радио в каждом доме, а телевидение смотрят восемьдесят процентов населения Ханты-Мансийского национального округа.

С высоты птичьего полета смотрю на родную землю. Внизу зеленая тайга, речки, озера, пойма Сосьвы и Оби. Веселой рыбкой плеснет сердце: внизу старая мансийская деревня. Сюда не раз приезжал на летние каникулы. Здесь мой отец работал председателем колхоза. Забыть ли мне этот теплый песчаный берег, смолистый запах кедров и серебряную гладь воды? Выйдешь, бывало, утром, налево взглянешь: вода блестит — там озеро; направо взглянешь: опять вода — там Сосьва. На узкой песчаной косе выстроились дома. И кедры стоят. А шишки на кедрах с кулак. На берегу рыбаки тянут невода — в них нежная сосьвинская селедка…

Вглядываюсь в лица моих попутчиков. Знакомлюсь. Учительница, врач, рабочие и служащие газопромыслового управления. Люди разных национальностей. Летим на одном вертолете — будто дружной семьей плывем в одной лодке.

Рядом со мной сидит Николай Спиридонович Кушнарев — начальник Игримского газопромыслового управления. Николай Спиридонович родился на Украине, приехал на Север из Краснодарского края. И ему, южанину, по душе пришлись эти плесы, где плещется рыба, эти песчаные косы, темные от бесчисленных стай уток и гусей.