В краю мангров - [8]

Эрнану Кортесу удалось акклиматизировать в Мексике виноградную лозу и оливковое дерево и разбить обширные плантации. Внезапно ему повелели свыше все вырубить и сжечь: ведь с купцами Севильи и Кадиса, которым принадлежала монополия на торговлю вином и оливковым маслом, соперничать возбранялось.

Ремесло, промышленность тоже были запрещены. Нужна вам шляпа или обувь, покупайте в Испании. И за все на свете надо было платить налог его наикатолическому величеству.

Ни о какой торговле между колониями и европейскими морскими державами, конечно, не могло быть и речи. Ограничивалось даже морское сообщение между испанскими владениями в Америке. С превеликим трудом, после долгой переписки колонии добились наконец дозволения раз в год посылать один торговый корабль на Филиппины, которые тоже были подвластны испанской короне.

Но мало этого. Уроженцам колоний был закрыт путь к государственным должностям, во всяком случае наиболее важным. Губернаторов присылали из определенных провинций Испании, куда они и возвращались, исполнив свой долг. Но и они не были застрахованы от ударов судьбы. Время от времени их деятельность проверяли королевские оидоры. Они отсылали губернатора куда-нибудь на месяц-другой, чтобы все недовольные могли, не опасаясь преследований, поносить и разоблачать его.

Если бы система торговых ограничений и монополий обеспечивала государству, которое прибегает к таким мерам, прочное благосостояние, Испания должна была бы неслыханно разбогатеть. Меньше чем за полвека после открытия Америки конкистадоры разграбили все сокровища инков, ацтеков и чибча, не говоря уже о том, что им удалось присвоить в других местах.

Полные трюмы золота и серебра, сундуки жемчуга и изумрудов, сказочные богатства шли через океан в Испанию. Золото упало в цене в Европе.

Тем не менее в 1560 году Испания стояла перед крахом.

Это лучше всего видно из личной бухгалтерской книги Филиппа Католика, которая вошла в замечательный свод документов той эпохи, известный под названием «Документов Инедитос».

«Двадцать миллионов дукатов нужно только для того, чтобы покрыть мои долги и оплатить проценты, — писал король Филипп. — Но не будем даже говорить об этом: это просто невозможно».

И он подвел итог расходам за 1560–1561 годы. Расходам личным и государственным вперемежку, в том числе на гвардию, которая три года не получала жалованья. Получилась сумма десять миллионов девятьсот девяносто тысяч дукатов.

Разве это деньги для короля Старой и Новой Кастилий, Леона, Арагона, Гренады, Неаполя и Сицилии, герцога Фландрского и Брабантского, титулованного короля Англии, Франции и Иерусалима, графа Голландского, подеста Фрисландии, абсолютного доминатора Африки, а также Восточной и Западной Индии?

Но вот как выглядела статья доходов:

Налоги с Индии, большая часть уже израсходована вперед или заложена; можно еще выручить… 420 000
Обычные налоги и таможенные поборы… 200000

Побор за папское разрешение есть мясо в пост и прочая королевская доля… 500 000

Доход с лицензий на продажу рабов в Америку… 50 000
Все прочие доходы, включая королевскую долю в конфискованном имуществе еретиков… 160 000
. . . . .
Итого за два года… 1 330 000

Потом король произвел вычитание — причем ошибся на какие-нибудь шестьсот шестьдесят три тысячи дукатов в свою пользу — и пришел к грустному выводу, что ему не хватает «девяти миллионов без трех тысяч дукатов и остается либо извлечь их из воздуха, либо искать пути, которые уже использованы до предела».

И его величество принялся сочинять длинное письмо кардиналу Гранвелле в Брюсселе, призывая его поскорее казнить еретиков да проследить за тем, чтобы король Филипп получил все, что ему причитается. К письму прилагался длинный список простых граждан Голландии, подозреваемых королевскими шпионами в том, что они читали Библию, устраивали домашние богослужения и совершали другие ужасные преступления, караемые смертной казнью.

Торговать рабами или травить собаками непокорных индейцев преступлением не считалось, была бы лицензия.

Испанская империя выросла, как гриб после дождя, и, как гриб, она, разбросав свои споры, начала гнить. Немалая часть испанского народа по сути дела перестала трудиться. Куда легче быть воином, или монахом, или чиновником в заморских колониях.

Но после смерти Марии Кровавой, когда королевой Англии стала Елизавета, в испанские колонии зачастили новые гости. В Англии учреждались компании для торговли с Америкой, и корабли из Пяти Портов начали появляться у берегов Испанского моря.

Конечно, такого рода торговля была строго-настрого запрещена. Ведь монополия давала лишь некоторым привилегированным городам Испании право торговать с Америкой. Но многие креолы приветствовали ее, да и кое-кто из испанских чиновников смотрел сквозь пальцы на контрабанду еретиков.

Во-первых, англичане давали взятки, во-вторых, они поставляли дешевые и добротные товары, не в пример тем, которые поступали из Испании. «Ножи немецкие, худшие, какие только можно получить», — значится в списках товаров, которые брал с собой в плавание Магеллан.

Все были довольны, царило полное единодушие, пока у одного из испанских вице-королей жадность не взяла верх над благоразумием. Нарушив слово, он предательски обстрелял в Сан-Хуан-де-Ульоа корабли англичанина Хоукинса. Много судов погибло, но некоторым удалось уйти. Капитаном одного из спасшихся кораблей был сын английского пастора, молодой блондин, которому предстояло стать знаменитым. Его звали Френсис Дрейк.