В координатах мифа - [34]

У Осени дорога кольцевая.

И станции – Сентябрь, Октябрь, Ноябрь

Разбросаны, и связаны друг с другом

Дугою рельс и лямкой рюкзака

Тяжелого рабочего досуга.

Усталость и тревоги вечера

Вдавили в кресло мрачности печали.

Скребется в голове моей тоска

Выискивая Осени детали.

4

Продрогшая Зима свернулась в куль.

Негибкие, болезненные кости

Ломает, как потрескавшийся сук,

Контрастный холод нездоровой злости.

И каждый день как пытка и под дых,

Сама собою пропадает праздность,

От правды презирающей судьбы,

Давно забывшей, что такое ясность

Спокойствия, проверенной борьбы.

Ху-дож-ник

Бил отходняк житейских бед —

Я билась в злости.

Внутри меня орал поэт —

Победоносный.

Он монотонно вслух бубнил —

Про что – не помню,

И козырями мысли крыл —

Чудной художник.

Все говорил и говорил,

А я вздыхала.

Затяжку делал, водку пил —

Все без скандала,

И снова с чувством говорил

И с многоточьем,

Мы пили рюмку на двоих —

Без заморочек.

Ямб и хорей наперебой

Вставлялись в строки,

Из ямы лезла выгребной

И чувства токи

Насквозь прокалывали торс

Неравнодушьем,

Я знала точно, будет спрос

За малодушье, —

Свой крик отчаянья тупой

Переболею,

Я точно справлюсь – не впервой,

И осмелею.

Скажу художнику – Привет!

Налью глинтвейна,

Пойдем встречать с тобой рассвет —

Прямолинейно!

Пойдем! – Услышу я в ответ,

Взгляд без претензий,

И горсть малиновых конфет

К цветам гортензий —

Он выложит на круглый стол.

Осень в холодильнике

Свежая зелень срезана – зарезана,

Но не на смерть. И спрятана в холодильник.

По ней звонит будильник – время уходит

Свежести.

Ветки зелени сдавлены жизнью ветхой,

Стопкой глаженого белья в целлофане.

Осень ложится с ними рядом и нежно

Тиранит.

Осень, коснувшись рукой увядшей – старой,

Тянет соки сочной зелени на себя.

Хочет прожить хоть один день без слабости —

Дряхлости.

Осень замерзшая на столе в петрушке,

Осень – бедная, несчастная старушка.

В чем держится ее душа прозрачная, —

Не знаю.

Я чувствую присутствие Осени во всем,

Даже в себе. Хочется слушать и молчать

Глядя на долгую жизнь со стороны

И прямо.

Осень гнездится в моем холодильнике —

В банках с вареньем, в засолках и в инее

Холода морозилки, даже в бутылке —

Не с маслом,

А в купленной в августе бутылке вина,

Осень – жива.

Гроза, как сто чертей и леший…

Я видела грозу в горах —

Она как сто чертей и леший,

Нависла гроздьями дождя,

Ей подвывал клыкастый ветер,

И листья нежные срывал —

Весны нахохлившейся, сочной.

Грозища вывела меня

Из равновесия мазочков, —

На белом выцветшем холсте.

Бросала краску я из тубы.

Ах, я конечно не в себе,

И сто чертей со мною дружат!

И небо рвется вдоль по швам,

Распарывая зелень в клочья,

И на душе, протертой в хлам,

Осадок мыслей днем и ночью.

Оборвыш-ветер – по горам,

И сполохи грозищи лютой

Стреляют пулями дождя,

Застав меня на перепутье.

А сто чертей и главный черт,

Разгневавшись и обезумев,

Разинув ненасытный рот, —

Глотают с аппетитом будни.

Строкою в столбик

В кофемолке событий слова перетертые

Заварились стихами – строчкою столбиком,

Нет гороха в кастрюле, хоть я огорошена

Безразличием будней под сереньким зонтиком.

Я шагаю, сминая травинки кудрявые,

Удивляюсь неведенью дня запоздалого,

Переменам внутри, парадоксам постскриптума.

Пью горчайший я кофе Двора Постоялого.

Неизменно поддавшись ненасытному чувству,

Увлекаюсь постройкою строчек размеренных,

Размещая их столбиком ровным задумчиво,

Становясь с каждым словом в себе неуверенной.

Анел – не ангел

Анел – Лена, совсем не ангел.

Этот Анел выпьет все соки разом,

Если не поимеет того, что хочет.

А хочет иметь все – и сразу:

Джинсы оранжевые и мягкие,

Батник цвета сиреневой орхидеи,

Плюс кроссовки ярко-зеленые

И шнурки подсолнухово-желтые,

И носки – безумно апельсиновые.

– Нел, ну, и запросы у тебя!

– Нормальные!

– Кто бы спорил, а я никогда.

– Ну, тогда давай еще ковер купим,

На котором, ну, сам понимаешь —

Так приятно поваляться, – ага!?.

Параллели жизни

Параллель километров – перекосами судеб —

Перекрестки, развилки… Возвращенья не будет.

Перспектива размыта в непонятном пейзаже.

И какой-то храбрец на нечищенном пляже —

Что-то роет опять…

Под окном у судьбы, набивая мозоли.

Ищет страшный секрет, позабыв о пароле,

Логин вычеркнул сам, разрываясь на части

Между прошлым большим и коротеньким счастьем,

Яму роя себе…

В полный рост высоты с шириною аршинной,

Чтоб хватило на жизнь… Не дойти до вершины.

Вновь смывает песок разъяренной волною,

Зря потрачена жизнь – я опять за кормою

Обозленной судьбы.

Плаксивый июль

Июльская осень слезами по стеклам —

Косыми, прямыми и в крапинку линий —

Стучится, скребется по нервам тревожно,

Забыв, что цвет неба безоблачно-синий

В июле, раскрашенном желтою краской

С вкраплением фуксий, ромашек и лилий,

Раскормленных тел с олимпийским загаром,

В коротеньких юбках и шортах без стиля.

Плаксивый июль под воздействием бури

Внутри клокотавшей отчаяньем мерзким…

На старой гитаре оборваны струны,

И я задыхаюсь желанием дерзким:

Иметь все и сразу, сейчас непременно…

И день-бесконечность отравлен и с дурью —

За мной по пятам нештрихованной тенью,

Клоками, обрывками, серой глазурью

Меня прибивает к сидению кресла.

Подняться пытаюсь и падаю снова

Течет под дождем моя ржавая крыша

Давленье упало и я нездорова.

Мозги залатать и себя переделать