В колхозной деревне - [16]

Вот тебе, думаю, и любовный полуночный разговор! Это они под звездами наводят критику на руководство!

Кроме Гоши, еще одного «кавалера» приобрела наша Настя — зачастил к ней Степа Бессонов, молоденький бригадир из «Октября» — из самого отстающего нашего колхоза. То она с ним у тына стоит, то по вечерам по улицам бродит. И всегда он в новом полупальто. Лицо у него важное. Видно, лестно ему прогуливаться с агрономшей, и лезет он из кожи, старается ей соответствовать. Однажды пришлось мне идти вслед за ними из клуба.

Степа ей жалуется:

— Наш колхоз, конечно, в дальнейшем будет вырастать вперед, но в настоящее время наблюдается у нас ряд ненормальных поведений, главным образом со стороны Олюшек. Три Олюшки в бригаде, и все три так понимают, что наилучшее дело — лежать на печи, наедать сало. А между тем нас в прошлом году постигла стихия!.. Посохла пшеница! Я этим Олюшкам говорю: «Примите вы хоть стихию во внимание!» А они, Настасья Васильевна, смеются мне в лицо! Разве с ними поговоришь? Только с вами, Настасья Васильевна, и отводишь душу…

Она вздохнула и говорит:

— Может быть, перевести этих Олюшек к Варваре в бригаду?

Он ей отвечает:

— Варвара — женщина хлесткая, но у нее умер муж. Этот факт дает отпечаток. Вот у вас, — говорит, — Настасья Васильевна, никаких отпечатков я не наблюдаю!

А она ему свое:

— Может, одну Олюшку, самую вредную, перевести?

Послушал я этот разговор и понял — и старается парень, что есть силы, однако не может свести вопрос с производственной тематики!

Но самым главным спутником и попечителем нашей Настасьи сделался дед Силантий. Ходил в бригадирах в этом самом отстающем «Октябре» неунывающий дед Силантий. Трудодни в том колхозе скудные. Двух сыновей дедовых убили фашисты. По старости лет деду давно пора на покой. А он все бригадирит, да еще и глядит бодро.

— Без хлеба, — говорит, — я не сиживаю, а от мяса и от безделья в человеке нарастает вредный жир… Человек, — говорит, — для здоровья должен есть хлеб с квасом, работать в полную силу, наблюдать кругом себя справедливость и иметь доброе расположение.

Живет дед согласно этой теории и не тужит. На лекции, в кино и на доклады — первый ходок. А если приедет в район примечательный человек, то дед каждый раз от старости и от радости все перепутает! Решит, что это к нему самому гость приехал, лично ему, деду Силантию, нанес персональный визит. Такой дед своеобразный! И, конечно, как только появилась в МТС новая агрономша, дед пришел знакомиться и тут же принял ее под свое покровительство.

— Барышня, — говорит, — молодая. Отец с матерью далеко. Пусть будет у нее поблизости хоть дедок.

Вот и ходят вместе. И разговоров, разговоров меж ними! И, между прочим, было у них в глазах, во взгляде что-то такое общее… Как она тогда на перроне и в первые дни на нас смотрела, так и дед смотрел на свет белый…

Так, значит, и живем. Мы ведем свою компанию. Настя — свою… Друг друга не трогаем, друг другу не мешаем.

А надо сказать, что весна эта была у нас особенно трудная… Не ладилось у нас с ремонтом. Техники много, а два основных станка в мастерских вышли из строя. Да в самое горячее время нескольких лучших механизаторов отозвали на курсы квадратно-гнездового… Тут только мы и увидели, что и ценили Чумака, да недооценивали. Раньше, где не ладится, там и Гоша. Само это получалось! То механизаторы его просят, то к себе позовешь:

— Вытягивай, Гоша…

И Гоша тянет. Тянет молча, а оттого неприметно. И только когда не стало его в мастерских, поняли мы, какого выпустили «тягача». Нескольких человек не стало, а словно стержень из мастерских вынули. Всегда мы с ремонтом впереди других, а тут наоборот. И весна идет какая-то непонятная, неустойчивая: то вдруг солнце ударит по-майскому, то снегопад, как в январе. И вот в один из таких тревожных дней появляется Настасья, с таким выражением лица, что Аркадий, как увидел ее, так и говорит:

— Идет с очередной «Америкой».

Усаживается она за стол и выкладывает план всеобщего переустройства.

Тут выясняется, что квадратно-гнездовой сев для нее не случайная зацепка, а решающее звено. Поскольку клевера у нас растут плохо, предлагает она вместо клеверов сеять квадратно-гнездовым способом кукурузу и подсолнух.

Выкладывает бумажки с расчетами, говорит на полном серьезе. А мы слушаем — и не знаем, плакать нам над ней или смеяться. Планы севооборотов давно составлены и утверждены областью. Договоры на колхозных собраниях обсуждены и заключены. Сев на носу. С ремонтом дела ни к черту! А тут она со своими бреднями!

Надо сказать, что некоторые агрономы в нашем и в соседних районах говорили об этом еще прошлой осенью. Областной научно-исследовательский институт дал указание не отказываться от посева клеверов, а усилить борьбу за их урожайность. Нам эта история известна, а ей нет. Как всегда, она не в курсе дела и, как всегда, воображает, что открыла Америку.

Рассказываем ей, объясняем, напоминаем учение Вильямса. Она нам отвечает:

— Но ведь Вильямс писал, что клевера полезны тогда, когда они дают хорошие урожаи.

— Вот, — говорю, — вы, как агроном, и боритесь за высокие урожаи клеверов.