В Киеве всё спокойно - [82]

Альбина никогда в жизни не испытывала такого подъема. Это волнительное, исполненное пьянящих переживаний чувство лишь изредка посещает избранных ранним утром накануне битвы. У нее было ощущение, будто вся ее прежняя жизнь была всего лишь прелюдией к предстоящему испытанию. Как вдохновляло и согревало ее то, что у нее есть ради кого рисковать своей жизнью.

Около девяти часов утра раздался звонок, и тот же бесцветный, будто пыльный, глуховатый голос произнес:

— Привезете то, что должны, в дачный кооператив «Отрада», адрес: Радостная, 22. Приедете на такси в десять ноль-ноль, и ни минутой позже. Машину отпустите. Отдадите долг и уйдете вместе с Михаилом, он вас ждет. Напоминаю, никто не должен об этом знать, — говоривший не дал ей и слова вставить, сразу же дав отбой.

До назначенной встречи времени осталось мало, надо было спешить. Вперед, на встречу с Неизвестным! На светлом безоблачном небе медленно поднималось белое зимнее солнце. Веял легкий ветерок и утренний воздух был прозрачен и свеж. Выполнив требование похитителей, она взяла такси, и вовремя добралась до элитного дачного кооператива «Отрада». Это была ничем не примечательная застройка, все те же, примелькавшиеся уродливые многоэтажные хатки новых украинцев.

Шорох шин тормозящей машины вернул ее к действительности. На высоком краснокирпичном заборе она прочла на табличке: «Радостная, 22». Какой-то остряк приписал снизу мелом: «Безрадостная». За забором возвышался двухэтажный особняк, похожий на трансформаторную будку, из того же красного тюремного кирпича. Стены его были прорезаны узкими окошками, эти щели напоминали на крепостные бойницы. Добряк хозяин, когда лепил свою мазанку, готовился отбивать визиты своих друзей, которые не отличаются от смертных врагов. Было тихо и все выглядело обыденно и спокойно, и во всем здесь чувствовался ужас.

Когда играешь жизнью,

Ставь на отвагу.

О трусах не напишут,

Щадят бумагу.

Пропела Альбина, притопнув ногой, словами кастильской сегидильи, приводя себя в состояние мобилизации. Она незаметно проверила локтем небольшую холщовую сумку с тремястами тысячами долларов, висевшую у нее через плечо под дубленкой, расплатилась с таксистом и подождала пока он уедет. После этого она постояла, настраиваясь на контакт, и внимательно огляделась. Перед ней расстилалась длинная пустынная улица, состоящая из сплошных заборов, которые отличались друг от друга лишь высотой и цветом кирпича. Ясное с утра солнце заволокло хмурой дымкой. Предощущение чего-то неизведанного, тягостно громадного, неотвратимо приближающегося к ней, впервые в жизни посетило Альбину. Сделав над собой усилие, она решилась, шагнув вперед, как через пропасть и пошла пружинистой походкой бойца, готовая защищаться, или нападать. Подойдя к окованной широкими металлическими полосами калитке из листового железа, она нажала на кнопку звонка. Калитка сразу же распахнулась. Должно быть, за ней давно наблюдали.

В проеме калитки перед ней стоял высокий худощавый мужчина, примерно ее возраста, сухой и острый, как нож. У него было суровое костлявое лицо с остро выступающими скулами и впалыми щеками. Многодумный лоб с глубокими морщинами, тонкие, плотно сжатые губы с прямой линией рта и твердый, упрямо выдвинутый вперед подбородок изобличали незаурядный ум и энергию. Он был чисто выбрит, отчего резкие черты его лица казалось неприятно обнаженным. Его впалые виски были похожи на глубокие впадины, две угрюмые складки пролегли по щекам к углам рта.

Подобные замкнутые лица Альбина встречала среди недавно выпущенных на свободу заключенных. Скрытная сдержанность, сформировавшаяся в течение долголетнего плена, не позволяет им избавиться от привычки не выдавать надзирателям своих чувств, не выражая на своем лице ни рабской покорности, ни сопротивления. В этом необычном лице аскета сразу привлекал к себе внимание хищный, скошенный книзу нос. Его гордый абрис орлиного клюва со слегка раздувающимися дугами раковин, красноречиво свидетельствовал об изощренной жестокости и высокомерии. Вроде бы отдельно от его неподвижного, маской застывшего лица, ее рассматривали большие, угольно-черные, запавшие в орбитах глаза. «Не снимай с него маску, вдруг это намордник?..» ‒ невесело пошутила Альбина. Она смотрела на него и думала, какая сила исходит от этого, по всей видимости, очень одинокого человека. Как много своего, собственного, она увидела в этом надменном лице.

Не проронив ни слова, незнакомец жестом пригласил ее войти и пошел с нею рядом через обширный, усыпанный снегом бетонированный двор к дому. Перед ней, словно из-под земли вырастал дом красного кирпича на фундаменте из бутового камня. По крайней мере, в молчании не может быть ни фальши, ни подвоха, подумала Альбина. «Ну и переполох, когда подвох наткнется на подвох…» — вспомнился ей Билли Шекспир. А можно еще и так: «Дока на доку нашел, дока от доки боком ушел». Так вот, ‒ он один. По некоторым малозначительным деталям, скорее интуитивно, но с полной уверенностью определила она. Сильный, сильнее в одиночку. Что ж, сейчас проверим, кто сильнее.

Альбина с детства не боялась ни с кем помериться не только силой, но и остротою ума. Она всегда побеждала силой ума. Если бы ей предложили прокатиться на разъяренном тигре, и если б при этом не было свидетелей, которые могли бы упрекнуть ее в тщеславии, ‒ она бы прокатилась. И пусть спрыгнуть с него невозможно, скачка на тигре стоила того. Человек бессилен пред неотвратимостью судьбы, но дважды достоин тот, кто хоть ненадолго, способен ее оседлать. Ее тайной мечтой было съехать с крутой горы, сидя верхом на огромном бревне, как это делают в Японии некоторые отважные или безумные люди. Поэтому она лишь внутренне подобралась, так пантера изготавливается к прыжку.