В Кенигсберге - [24]

Я удивился и не знал, что думать о сем нечаянном и столь поспешном призыве. Дело сие было совсем для меня необыкновенное. До того не случалось еще ни однажды, чтоб командир сей присылал за мною и на что-нибудь спрашивал, и я имел столь мало до него дела, что иногда в целую неделю не случалось мне с ним не только говорить, но его и видеть. "Уже не просьба ли какая от кого на меня? думал я сам в себе: - и не к ответу ли какому меня спрашивают?" Известно было мне, что нередко такие жалобы приносимы были начальникам на офицеров полку нашего, а особливо на тех, кои склоннее были прочих к буянствам и всякого рода шалостям, и что некоторые за то наказываемы были. К вящему усугублению смятения моего, вспомнилось мне, что одна таковая шайка оных, в самый предследующий пред тем день, произвела на ярмонке буянством своим превеликий шум и смятение и что мне нечаянным образом при том быть случилось, и я знал, что на них просить тогда собирались. "Ах, думал я:-уже не на сих ли друзей просьба, и не замешали ль просители и меня в свое дело?.."

Сердце у меня затрепетало при напоминании сего происшествия, и вся кровь во мне взволновалась. Я хотя никак не замешан был в сие дело, но, случившись нечаянно при том, старался еще их унимать и уговаривать; но дело само по себе было очень дурно и скверно. Некоторым из наших молодцов, самых беспутнейших офицеров, случилось увидеть целую компанию молодых девушек, гулявших по ярмонке. Они, прельстясь красотою оных, подольнули к ним как смола и старались нахальнейшим образом с ними познакомиться. Сперва подступили они к ним с разными ласками, учтивствами и приветствиями, и как сие им удалось, то некоторые из них, бывшие к несчастию тогда несколько подгулявшими, поступили далее и стали предпринимать уже с ними некоторые оскорбительные вольности и между прочим подзывать их в гости, на квартиру одного из них, подле самого того места бывшую, и один даже до того позабылся, что восхотел одну из них насильно поцеловать. Девушкам сие не полюбилось, все они были не самаго подлого состояния, но, как думать надобно, дочери средственного состояния тамошних мещан, и не на такую руку, чтоб могли желаниям господ сих соответствовать. Оне тотчас начали кричать и звать к себе своих матерей и родных, покупавших тогда товары в другой лавке, и жаловаться им на делаемое оным оскорбление. Сии вступились за них, и один мужчина начал им выговаривать. Господам нашим показалось сие досадно. Они соответствовали ему грубостями и презрением. Тот случился также быть неуступчивым. Он отвечал им тем же. Они начали браниться, и сие произвело между ними ссору и такой шум и крик, что сбежалось к месту сему множество народа. Мне случилось в самое то время иттить с одним из приятелей моих, по самой сей улице и увидеть сию превеликую кучу народа и услышать крик сей. Из единого любопытства, восхотели мы подойтить поближе и узнать тому причину. Но как удивились мы, увидев целую шайку наших офицеров, шумящих и бранящихся с пруссаками, и одного даже до того разъярившегося, что он ударил одного из них в рожу и схватя за волосы, хотел таскать и бить палкою. Мы бросились оба и недопустив его до сего глупого предприятия, старались развести ссору; нам сие и удалось, хотя не без труда, исполнить. Ибо что касается до наших, то сих мы скоро уговорили перестать дурачиться; но не таково легко было успокоить раздосадованных пруссаков, а особливо разъярившегося родственника обиженных. И единое знание мое немецкого языка помогло мне уговорить сего немца, и взвалить всю вину сего происшествия на то обстоятельство, что обидевший его родственниц и самого его офицер был подгулявший и не в полном тогда уме и разуме. Сим прекратилась тогда сия ссора: однако немец сей пошел, угрожая не оставить этого дела втуне, а употребить, где надлежит, просьбу.

Сие досадное происшествие пришло мне тогда на память, и я не сомневался почти, что сей немец произвел просьбу, и догадывался, что конечно, уже те офицеры сысканы и меня спрашивают для свидетельства и объяснения всего происходившего. Я расспрашивал у присланного унтер-офицера: не знает ли он, зачем меня призывают, и нет ли от кого какой просьбы и жалобы? "Не знаю, ответствовал он: - толькое людей у губернатора много, и мужчин и женщин, и многие из немцев подавали ему бумаги". - Как? у губернатора? спросил я удивившись: - разве ты от губернатора послан? - "Нет! говорил он: - но я у губернатора в ординарцах, а послал меня господин бригадир Нумерс. Они вышли от губернатора с обер-комендантом и плац-майором и приказали мне бежать скорее к вам и сказать, чтоб вы изволили тотчас приттить к ним в замок".

Сие привело меня еще в пущее смущение. Я не сомневался уже, что послано за мною по приказанию губернатора, и не понимал, какая-б нужда была до меня губернатору, которого мы еще и не видали, потому что он накануне того дня только приехал. Все товарищи мои также тому дивились и не знали, что думать. Но как медлить мне было не можно, а надлежало иттить, то распрощались они со мною, изъявляя сожаление свое о том, что не будут они иметь меня в тот день с собою, и что я не буду иметь соучастия в том увеселении, которое они приготовили. Я не знал тогда, что слова сии значили, и не о том тогда думал, чтоб расспрашивать их о чем; но после узнал, что имели они самое гнуснейшее намерение и что меня сим нечаянным оторванием от их шайки, сама пекущаяся о благе моем, судьба похотела спасти от превеликого соблазна и искушения.