В канун грозных потрясений: Предпосылки первой Крестьянской войны в России - [59]

.

13 июля 1588 г. Москва принимала почетного гостя: ее посетил изгнанный османами константинопольский патриарх Иеремия, считавшийся главой православной церкви. Годунов предложил Иеремии стать русским патриархом с местопребыванием во Владимире[531]. Иеремия готов был согласиться на это предложение, но настаивал, чтобы центром патриархии была Москва. Борис этого не хотел, ссылаясь на невозможность отстранения митрополита Иова. Тогда решено было избрать патриарха из числа русских иерархов. 23 января 1589 г. первым русским патриархом был избран митрополит Иов[532]. В ранге повышены были и другие иерархи. Отныне на Руси было четыре митрополита (новгородский, казанский, ростовский и крутицкий) и шесть архиепископов. Утверждение патриархии стало событием большого значения не только в истории церкви, но и в политической жизни страны. Оно свидетельствовало о возросшем престиже России, ставшей одной из мировых держав, с которыми вынуждена была считаться вселенская православная церковь.

1589 год принес Польше осложнения, которые сдержали пыл ее воинственных кругов. В ответ на заключенный в марте мирный договор Речи Посполитой с Империей крымские татары летом по приказу султана вторглись в Подолию, а у Хотина начали концентрироваться османские войска. Словом, Польше теперь было не до войны с Россией. Именно поэтому осенью 1589 г. на встрече со шведами в Колывани польские дипломаты отказались поддержать предложение Швеции вступить в антирусский союз[533].

В марте 1589 г. в Москву приехал имперский посол Н. Варкоч. Рудольф II был озабочен созданием антиосманского союза, чтобы сдержать наступательный порыв Турции. Посол пытался выяснить, что скрывается за слухами о завещании Грозным трона австрийскому эрцгерцогу. Для ведения дорогостоящих войн Империя нуждалась в средствах, которые Варкоч должен был попытаться получить от России. В апреле — июне состоялись встречи Варкоча с И. В. Годуновым и А. П. Клешниным — особо преданными Борису лицами. Переговоры протекали вяло: вмешиваться в войну Империи с Турцией Россия не намеревалась. Как сообщал Варкоч, царь только согласился предоставить Империи субсидию в размере 3 млн. гульденов. Переговоры с Варкочем настолько тщательно скрывались от англичан, что в обратный путь он отправился тайно (с помощью нидерландца Яна де ла Балле)[534].

В апреле 1589 г., выполнив свою дипломатическую миссию, в Англию отбыл Д. Флетчер, взяв с собой Д. Горсея и А. Марша для разбора в Лондоне их махинаций. Попал он на родину с запозданием, так как до августа был задержан в Вологде. И на этот раз Горсею удалось, используя поддержку высоких покровителей, избежать неприятностей. В Англии Флетчер написал трактат «О государстве Русском» — одно из самых значительных произведений о России, принадлежащих перу иностранцев XVI столетия. В записке «Значение упадка торговли с Россией» Флетчер развивал идею о необходимости переноса торговли с Россией на север, к Белому морю. Он писал также, что Федор стремится «любой ценой» достичь мира с Польшей и Швецией, но объяснял это ошибочно тем, что царь «боялся» этих держав[535].

На востоке в 1589 г. установилось затишье. Прекратились набеги крымцев. Слухи о движении на Москву 80-тысячного войска крымцев не подтвердились. Продолжался обмен посольствами с шахом Аббасом I, который начал мирные переговоры также и с султаном. В декабре 1589 г. из Ирана в Москву вернулся Г. Б. Васильчиков с шахскими посланниками Бутак-беком и Анди-беком[536]. В Москве побывал и посол Абдуллы II Магмет-Алей. Просьба бухарского хана о 1 тыс. руб. «на сосуды серебряные» была удовлетворена. Возвращены были и пошлины с товаров, взятых в Казани. Торговля со странами Востока давала значительные прибыли московской казне. «Несколько лет тому назад, как слышал я от торговцев, — писал Флетчер, — купцы турецкие, персидские, бухарские, грузинские, армянские и разные промышленники христианского мира вывезли мехов на 400 или 500 тысяч рублей». Чтобы облегчить торговые и дипломатические сношения со странами Ближнего Востока (и, в частности, с государством Сефевидов) и отчасти преградить путь казакам на Волгу, было начато строительство Царицына. Весной 1589 г. туда («на переволоку») отправили печатника Р. В. Алферьева, вскоре скончавшегося там «в опале» (1589/90 г.)[537]. Падение Алферьева предрешено было его близостью с опальным Нагим (дочь Романа Васильевича была женой Афанасия Федоровича Нагого).

Ведя переговоры с Империей и Ираном, правительство не склонно было порывать отношения с Турцией. 24 апреля 1589 г. в Москве состоялся прием османского посла Чели-бея[538]. 23 апреля в Кахетию был отпущен посланник царя Александра II Каплан, а с ним и русский посол кн. С. Г. Звенигородский. В грамоте Федора кахетинскому царю говорилось о постройке городка на Тереке для защиты Кахетии «от недругов» (прежде всего от «шевкала»). Положение Кахетии, зажатой между Турцией и Ираном, было трудным. Она подвергалась и набегам из Дагестана. Царь Александр II надеялся на действенную помощь России, особенно на присылку рати. Несмотря на затруднения с военными силами в самой России, правительство предпринимало меры по обеспечению безопасности Кахетии. В 1589–1590 гг. терский воевода кн. Хворостинин занял устье Койсы