В измерении Кольца - [35]

Я думал, что меня будут задерживать по науке, типа: "Стой, руки вверх" или еще что-то, но совершенно неожиданно получил удар по голове и отключился.

Очнулся я от громкого голоса:

— … так что, ваше благородие, сидел он на берегу и чего-то высматривал, то ли лодку ждал, то ли на лодке недавно приехал. Мы его окружили и внезапно напали. Притащили сюда, посмотрели, а на нем одежда чудная, сабля вот казацкая, бумажка какая-то вся замоченная и буквы на ней не разобрать, и больше ничего при нем нет. Руки посмотрите, ваше благородие, барские руки, — докладывал знакомый мне хрипловатый голос.

— Что руки? Если холеные руки, то значит враг? Ты, Тарас Петрович, говори да не заговаривайся. Может, на мои руки посмотреть хочешь, у меня не сильно холеные, но дам так, что век помнить будешь, — гудел добродушный начальнический голос. — А, да он уже очнулся. Вы что, дубиной его стукнули?

— Никак нет, ваше благородие, чуть-чуть прикладом приложили, а так ни-ни, — испуганно заговорил Тарас Петрович.

Офицер с эполетами поручика флотского экипажа наклонился надо мной и спросил по-французски:

— Комма вуз аппле ву? (Как вас зовут?)

— Жем аппле Владимир Иркутянин. Вообще-то, русский — мой родной язык, — ответил я.

Офицер грозно повернулся к унтер-офицеру и спросил:

— А ты, Тарас Петрович, сам его спросить не мог? Сразу прикладом по башке? Башибузуки. За службу благодарю, но впредь, чтобы все по-человечески было. Иди и вызови ко мне вестового, — сказал офицер.

Мне развязали руки и ноги, и офицер пригласил меня к столу.

— А теперь расскажите мне все по порядку: кто вы, откуда здесь появились и зачем? — спросил он.

И я начал рассказывать о том, как я из Иркутска с караваном поехал помолиться святым местам. Сначала мы попали в Монголию, потом в Китай в Урумчи, затем через Кашгарский перевал в Афганистан. Были в Кабуле и Герате, побывали в иранском Мешхеде и Тегеране, затем оттуда по караванным тропам в Багдад и Дамаск. Потом я добрался до Стамбула и там тайком под видом грузчика проник на французский корабль "Флора", на котором и вышли на рейд Севастополя. "Флора" участвовала в артиллерийском обстреле города, но получила три прямых попадания с берега и сейчас заделывает свои пробоины, а я под покровом ночи отвязал посыльный ялик и добрался до Крымского берега.

Офицер молчал. Было видно, что он переваривает полученную от меня информацию.

— Это сколько же времени вы были в таком путешествии? — спросил он.

— Да почитай, что два года. Из Иркутска выехали весной 1852 года, — сказал я, прекрасно понимая, что телефон и телеграф пока еще не изобретены и на проверку моей информации уйдет уйма времени, а по причине военного времени проверку оставят на период после окончания боевых действий. Маршрут свой я составлял по памяти и пусть тонкий путешественник, который объездил весь Ближний Восток, Центральную и Юго-Восточную Азию простит меня, если я где-то допустил неточность в географических названиях или караванных путях.

— Ничего себе путешествие, — удивился офицер, — сколько же нужно денег для него?

— Все деньги с собой не увезешь, — сказал я, — просто ограбят по дороге или убьют, а когда деньги вот в этих руках и в голове, то человек богат для того, чтобы делать все, что ему заблагорассудится. Я не чурался никакой работы и в качестве простого погонщика верблюдов совершил вот такое путешествие.

— А документы у вас есть какие-нибудь? — спросил офицер.

— К сожалению, нет, украли вместе с последними деньгами, — ответил я.

— А как же сабля? — поинтересовался офицер.

— Сабля еще дедовская, казачья, без сабли на Востоке никак нельзя, да это и признак моего дворянского происхождения, и на Востоке чувствовали это по моей сабле, — пояснил я.

— Извините, сразу не представился, поручик Ордынцев, — сказал офицер. — Не улыбайтесь, был кто-то в моей родне из ордынских, перешедших на службу к российскому царю. Теперь весь род наш честно России служит. Давайте мы с вами поужинаем, чем Бог послал, и поведу вас к начальнику линии капитану второго ранга Бельскому. Нужно доложиться. Чувствую я, что слушать вас будут на самом верху. Присаживайтесь поближе на банку. У нас порядки корабельные, хотя мы сейчас на сухопутье. Щи да каша пища наша. И рюмочку для аппетита. Местная, тутовая, прошибает хорошо и от всех хворей спасает.

После ужина Ордынцев отвел меня к командиру линии. У него за рассказами заполночь и заснули.

Утром у Белецкого уже был один из флаг-офицеров:

— Помилуйте, вы еще спите, а Пал Степаныч просит к себе вашего лазутчика.

— Прямо-таки сам адмирал Нахимов просит к себе? — вырвалось у меня.

— Да-с, прямо-таки сам адмирал Нахимов просит вас к себе, — невозмутимо ответил "флажок".

Этого я не ожидал. Пришлось всю мою "одиссею" рассказывать адмиралу сначала. В подробности особые не вдавался, потому что в приемной было полно просителей и во время осады каждое слово командующего гарнизоном было на вес золота.

— А позвольте полюбопытствовать, сударь, на каком языке вы разговаривали с китайцами? — спросил Нахимов.

— На китайском, ваше превосходительство, — ответил я.

— А ну-ка скажите что-нибудь по-китайски, — предложил адмирал.