В июле 1942. Оборона Касторного. Правда и вымысел - [11]

1. Не хотел умыться и смыть кровь и грязь, якобы мозги убитого товарища (усилить правдоподобность).

2. Просил „обстановочку“ на нашем участке (для чего она ему?).

3. В папиросной коробке нашли окурок немецкой сигареты (заметили, когда он давал спичку, и изъяли).

4. Не объяснил толком, откуда он на КП попал»[56].

Из документов неясно, чем закончилось разбирательство и было ли оно вообще. В архивном фонде 16 тк мне не удалось обнаружить каких-либо упоминаний о посланном на разведку адъютанте командира 16 тк, равно как и о его возвращении назад. Тем не менее подобная дальняя разведка проходила в те дни во многих резервных частях Брянского фронта, оказавшихся вблизи района боевых действий и готовившихся вступить в бой с рвущимся на восток противником, тем более в частях танковых, которые предполагалось использовать из глубины расположения для контрударов. Стоит также отметить, мягко говоря, весьма спорные «признаки», исходя из которых в штабе дивизии заподозрили в оказавшемся на КП 284 сд чумазом старшем лейтенанте вражеского шпиона. Однако не стоит забывать, что, в отличие от нашего сегодняшнего представления о том, насколько весомыми должны быть основания для таких подозрений, люди того времени в поисках вездесущих шпионов зачастую руководствовались совсем другими критериями.

Начиная с утра вражеская авиация начала совершать налеты на район обороны 284 сд и подвергать бомбардировке ее передовые части, но потери как следует зарывшегося в землю личного состава дивизии были незначительными, а хорошо замаскированные артиллерийские и минометные батареи пока молчали и не выдавали себя. Около полудня передовые наблюдатели от 1045 сп заметили, как с запада, со стороны хутора Никольского, к переднему краю полка приближаются танки[57]. Их было немного, и они двигались в сторону позиций 2-го батальона 1045 сп по высотам между долиной ручья Вшивка и оврагом с безымянным ручьем в 4 км севернее. Подпустив их на дистанцию действенного огня, батареи пто и расчеты птр открыли по ним огонь. Попав под обстрел, танки противника остановились, прекратили атаку и вскоре отошли назад. Первый бой завершился быстро и удачно, атака врага была отбита сравнительно легко, что, несомненно, подняло настроение в занявших оборону ротах 2-го батальона и укрепило их боевой дух.

В 13:40 немцы вторично атаковали батальон, теперь уже силой до 40 танков, но и на этот раз их атака была отбита. В 16:00 на батальон началась третья атака, на этот раз более 40 танков[58].

Застенографированный впоследствии доклад Батюка может нам дать некоторое представление о том, в какой обстановке личный состав наших передовых частей ожидал наступления врага, открыто и демонстративно сосредотачивавшегося на исходном рубеже для атаки: «Здесь мы допустили большую ошибку, которую больше повторять нельзя, в особенности это надо учесть артиллерии. Противник всеми средствами старается воздействовать морально на наши войска, у него все приспособлено для морального воздействия… Никогда наши войска не совершали группировок на виду войск противника, а немец же набирается наглости и ходит на глазах наших бойцов поперек переднего края обороны и этим морально действует на наши части. Этим он решает половину задачи перед неустойчивыми войсками. Он выстроил танки в несколько эшелонов и этим пугает. Это — один вид морального воздействия. Другой вид — все свистящее, все гудящее, но не дающее положительных результатов. Он пытается действовать на наши нервы, но не всегда ему это удается. Это ему удается на новичках, на необученных, на незакаленных частях»[59].

Из составленного еще в 1942 году сборника материалов для предполагавшегося издания книги о 284 сд мы можем узнать сейчас имена бойцов и командиров, которые сражались в тот день на направлении удара немецких танков[60].

«Утром 30.6.42 г. наша разведка донесла, что большое количество танков противника находятся в 20 км. от Касторной. С часу на час можно было ожидать их прорыва. Весь день прошел в напряженном ожидании. Проверялась матчасть, еще раз просматривались и проверялись снаряды. Ездовые заготовляли клевер для коней, делали запасы воды для людей и коней, разложили НЗ каждому в вещевой мешок. Все это происходило не торопясь, без суеты, под шутки или подначки отдельных остряков. Никто из личного состава не проявил волнения или „боязни“ перед боем. […] Перед обедом была проведена политинформация по повести Шолохова „Наука ненависти“, после которой бойцы дали клятву биться до последнего снаряда.

Ночь перед боем прошла спокойно, правда, многие не спали, увеличен был наряд. Утром на горизонте показались бомбардировщики противника и стали бомбить наш передний край. Вслед за ними показались 5 бипланов с двойными крыльями, наподобие нашего У-2, прозванные бойцами „Муссолини“. Они пикировали на наши позиции, ведя огонь по щелям и ходам сообщения. Стихла бомбардировка, на участок, занимаемый взводом, двинулись танки в сопровождении автоматчиков. Вышло до 30 танков.

Расстояние слишком велико — 2000 метров. „Расчет по местам!“ — скомандовал командир орудия старший сержант Казаров. Красноармейцы быстро заняли места. Казаров из-за щита орудия наблюдал за противником, и только легкое дрожание бинокля в руке выдавало его волнение. Вот танки уже на расстоянии 1000 метров. Казаров выжидательно смотрит на командира взвода младшего лейтенанта Учанова, но тот спокойно смотрит на приближающиеся вражеские танки. Дистанция сократилась до 600–700 метров.