В интересах всех фронтов - [58]

По окончании конференции министров иностранных дел СССР, США и Великобритании, которая продолжалась в Москве до 30 октября, мы с Мухановым на этом же самолете улетели в Тегеран. Пожелав экипажу благополучного полета через океан, направились в гостиницу. Здесь нам предстояло ожидать попутного советского, самолета, так как в систематических рейсах Москва — Тегеран не было еще острой необходимости.

Шли дни. 6 ноября посол СССР в Иране устроил прием по случаю 26-й годовщины Октябрьской революции. На это торжество был приглашен и я. Прием проводился в здании посольства, которое размещалось в центре города.

Здесь мы узнали, что наши войска освободили Киев. Это событие наложило свой отпечаток и на настроение участников приема. Многие гости представляли правительства «безземельных» государств, территории которых оккупировали немцы. Прием проходил торжественно, на террасе играл советский военный духовой оркестр, и его звуки разносились далеко по улицам города, словно возвещая об очередной победе Советской Армии.

Наконец прибыл самолет. Оказалось, что вместе с нами в Москву полетит группа иностранцев. Кто они и с какой целью летят — осталось неизвестным.

До Баку полет протекал спокойно, а затем начались мучения. Погода ухудшилась настолько, что пришлось лететь этапами. Просидев несколько дней в Баку, перелетели в Астрахань и задержались здесь надолго. Затем в Сталинграде просидели три дня. Вылетев в Москву, из-за плохой видимости и обледенения самолета оказались в Воронеже. Лететь, в общем-то, было можно, но летчик, видимо, не надеялся на свой опыт. Вмешиваться же в действия экипажа никому не дозволялось, и я ограничивался только своими наблюдениями.

Иностранных пассажиров разместили в городе, а нам с Мухановым предложили переночевать в гостинице Воронежского аэропорта. Легли одетыми. Прижавшись друг к другу, заснули. Под утро кто-то вошел к нам в комнату, разбудил Муханова и спросил:

— Вы не Ушаков? Больше часа разыскиваю. Срочно вызывает начальник аэропорта.

Пришлось подниматься. Начальник аэропорта передал указание из Москвы: я назначался на завтрашний полет командиром экипажа и решение на вылет должен был принять сам. В Москве, как я понял, не согласились с прекращением полета. Наверное, все дело в иностранных пассажирах, решили мы с начальником порта.

Оценив погоду (она была такой же, как и вчера: низкая облачность, в облаках обледенение) и поговорив с летчиком так, чтобы его не обидеть, мы взлетели, на высоте 60–70 метров выполнили полет и благополучно приземлились в Москве.

При входе в штаб дежурный сообщил, что меня ожидает командующий АДД.

— Вот что, — сказал Александр Евгеньевич, жестом предлагая мне сесть. Три экипажа Си-47 и моя машина уже подготовлены для полета в США по восточной трассе, выписаны необходимые документы. Штурманом моего экипажа полетите вы. И то, что я сейчас скажу, кроме вас и меня, никто не должен знать. Завтра мы полетим в Тегеран через Сталинград и Баку. Экипажи, кроме штурманов, прибудут на аэродром к восьми часам утра. Штурманам же приказано явиться сегодня в штаб к двадцати часам. Вы проведете с ними подготовку к полету, и все останетесь ночевать в штабе. Полет будет проводиться в режиме радиомолчания. Об изменении маршрута летчикам скажут только после взлета.

Поздно вечером главный штурман АДД Иван Иванович Петухов, его заместитель Василий Иванович Соколов, штурман-инспектор Герой Советского Союза Сергей Иванович Куликов и я доложили о готовности к полету в Тегеран. Командующий еще раз напомнил о том, чтобы все, что связано с полетом, оставалось в секрете. С какой целью летим в Тегеран, он не сказал, а мы, естественно, не спрашивали.

Полет до Сталинграда был сложным. Низкая облачность с мокрым снегом вынуждала лететь в облаках на предельной для этих самолетов высоте.

По расчету времени пробили облачность вниз, заведомо зная, что Волга впереди, и, не меняя курса, вышли на нее. Дальнейший полет трудностей не представлял.

Утром погода испортилась окончательно. Горизонтальная видимость не превышала 300 метров, высота облачности — 60 метров. Кроме того, аэродром покрылся тонким слоем льда. Александр Евгеньевич прошагал с летчиками всю взлетную полосу, посмотрел на часы и сказал:

— Продумайте, как будете взлетать в этих условиях. Я взлетаю первым. Полет по маршруту — согласно вашему решению.

Его что-то сильно торопило, так как условия для взлета были исключительно сложными, если не сказать больше.

На разбеге нас несколько раз так заносило, что летчики едва успевали парировать развороты моторами и сохранить общее направление взлета. Не знаю почему, но Александр Евгеньевич решил лететь под облаками. Мы чуть ли не стригли то и дело попадавшие холмы и курганы. Я не привык к таким полетам. Многие годы летая на бомбардировщике, всегда имел перед собой отличный обзор. Сейчас же, наблюдая за землей в маленькое окно из пассажирской кабины, где было оборудовано для меня рабочее место, я вздрагивал при неожиданном появлении препятствий под плоскостями самолета.

Выскочили на Каспийское море. Хотя и отделяло нас от водной поверхности всего 25–30 метров, я стал успокаиваться. Но вот от звука самолета поднялась огромная стая уток, почти закрыв горизонт. Летчики нырнули в облака, и самолет начал быстро обледеневать. Вышли под облака, и опять утки встали на пути. Снова несколько минут полета в облаках, а затем снижение… Дальше летели без происшествий. Погода улучшалась.