В интересах следствия - [41]

Фризе хотел сказать, что «сооружения» у дивы силиконовые. Он прочитал журнал от первой до последней страницы, прежде чем подсунул Колизею. И выудил там информацию о том, какую операцию перенесла дива.

Но промолчал.

— Не мешай, — огрызнулся Николаи Тарасович. — Мы делом заняты.

— Да ты погляди, погляди! Это тебе не Люськины прыщики!

— Люська — это кто? — поинтересовался Фризе.

— Ходит к нам одна сыроежка. С пятого этажа. — Колизей расплылся в улыбке. Видно, воспоминания от визита «сыроежки» были у него приятные. — Никому не отказывает. И стариков уважает. Цветочек.

— Ей бы такие маркотушки, — не унимался Генерал.

— Заглохни! — потерял терпение Колизей.

Уже не в первый раз Фризе подумал о том, что старый бомж — отпетый лицедей. Играет спившегося простака, равнодушного ко всему, кроме стакана портвейна и кроссвордов, по сто раз тупо переспрашивает в разговоре о каком-нибудь пустяке, а с лету запомнил трудно произносимую фамилию художника. А как оживился при упоминании молоденькой гостьи!

— Не то! Я же сказал тебе — десять букв. А в этом Бре-ке-ке — двенадцать.

— Попробуй Бракенбюрга.

— А ты-то откуда знаешь? — удивился бомж. — Искусствовед?

— Учился на него.

— Во дает! И помнит такие заколдобистые фамилии. А ну, повтори. — Теперь фраза Колизея прозвучала не слишком искренне. Наверное, старик почувствовал, что приоткрылся.

— Бра-кен-бюрг.

— Точно. Тютелька в тютельку! Не отлепишь. Володька, анекдот про тютельку знаешь?

— Ты мне уже трижды рассказывал. Поспать дашь?

— Дам. А про этих «малых голландцев» я на прошлой неделе слыхал кое-что.

— Анекдот?

— Да нет. Не анекдот. Тут поблизости одну хавиру взяли…

— Ох и хавира! — мечтательно прокомментировал Генерал и отбросил в сторону журнал с дивой. — Что тебе банк «Менатеп»!

— Ботало попридержи! — одернул его Колизей. Но одернул не зло, скорее равнодушно.

— Володьки-то нечего бояться. Он приезжий. — Генерал засмеялся. — И отъезжий тож! У него в Москве и знакомых нет.

— Нам сейчас бояться собственной тени надо, — изрек старик. — Где нынче Памперс? А Крокодил Гена?

Генерал быстро перекрестился.

— Крестишься, дурак? А сам, торчок, того и гляди, подведешь нас под монастырь.

— Плешь!

— Не плешь! Мундир никак не скинешь. Тебя же по нему всякий дурак определяет. Талдычу, талдычу!

— Меня уже все обшмонали. И менты, и братки крутые, — обиженно сказал Василий. — Знают — мужик в мундире пустой. Больше не цепляют.

— Бельмондо! Ты дважды за шамовкой ходил! Тебя, как огородное пугало, за версту видать. Уверен, что сексотов не навел?

— Я ж по телкам хожу. И только на пятый этаж. До Люськи.

— «До Люськи»! — передразнил Колизей. — То-то и оно!

Фризе вспомнил о своих сомнениях, когда впервые увидел Генерала в «зверинце», в отделении милиции. Вспомнил и о том, что Генерала выпустили оттуда на несколько минут позже, чем остальных бомжей, и он с трудом нагнал Владимира на пустынной улице. Но если бы милиция использовала Василия в своих целях, об этом бы знал майор Рамодин. А значит, знал бы и Фризе. Может быть, Генералу и правда проще отмазываться, щеголяя в мундире. Может, не такая это и глупость.

Говорил старик Колизей медленно, словно у него распух и с трудом ворочался язык. К месту и не к месту сыпал мелким матерком и блатной «музыкой». Только по нынешним понятиям его жаргон малость устарел.

«Я и сам устаревший, — хихикал Николай Тарасович, когда его подковыривали бомжи помоложе. — Чалился при самом товарище Сталине, форейторе прогресса».

Фризе не покидало ощущение, что ненормативная лексика деда почерпнута из рассказов Каверина и Бориса Лавренева. И воровских романов сороковых годов.

— … Взяли, говорю, хавиру с этими самыми «малыми голландцами». Но долларей немерено! Можешь себе представить? Не на лимон, не на два! Немерено!

— Не слабо, — согласился Фризе. Он весь превратился в слух, мысленно понукал Колизея: «Ну же, ну! Давай рассказывай дальше. Взяли картины. Лимонов немерено…»

Старик надолго замолчал, и Владимир подумал о том, что бомж размечтался — как распорядился бы деньгами, если миллионы достались бы ему. А может, раздумывал, стоит ли делиться информацией?

Наконец Колизей решился:

— А легавые-то облажались. Вот уж облажались так облажались!

— Точно! — подтвердил Генерал. — Облажались. Постреляли не тех.

— Да помолчи ты!

СЛЕД В СЛЕД

Владимир понял, что пора ему проявить интерес. Отношение к ментам, как он успел заметить, было у бомжей лакмусовой бумажкой. Бомж просто не имел права на снисходительность к стражам порядка. А Колизей ненавидел их лютой ненавистью. Генерал рассказал Фризе под бутылку портвейна, что дед недавно попал в облаву. Милиционеры увидели у него на одежде вшей и отправили пьяного деда в санпропускник. Пока санитары поливали его горячей водой из шланга, заношенную одежду сожгли. Вместе с насекомыми и деньгами. Колизей не проговорился, сколько у него было зашито в полу рваного пиджака, но, если судить по лютой ненависти, которая вспыхивала в его глазах каждый раз, когда он видел милиционеров, сумма была немалая.

— Кого же постреляли?

— Ха! Кого постреля… — Колизей замолк на полуслове и прислушался.

С Ростовской набережной доносился ровный, не умолкающий даже ночью шум машин. Где-то поблизости, наверное во дворе дома, сработала автомобильная сигнализация и тут же смолкла. Ничего необычного Фризе не услышал.