В интересах государства - [30]

– Нет, вы правы, – сказал он. – Я тоже так думал. А кто мне совершенно непонятен, так это Мэтти.

– Он человек правильный, – сказала она и тут же поправилась: – Ну, может, он не очень чуткий. И это удивительно, если учесть, что он легкоранимый. Но объяснение, наверное, лежит в том, что он нарастил себе толстый слой кожи – защитная реакция.

Она напряглась, видя, что он хочет еще о чем-то ее спросить.

– А как вы пришли к вашим… ну, политическим убеждениям?

– Ах, это, – облегченно засмеялась она. – Вы хотите спросить, что может иметь общего с группой анархистов такая милая девушка, как я?

Брук смущенно улыбнулся.

– Ну, если хотите…

– Это долгая история, и я не стану вам ею докучать.

– Но нам еще далеко ехать.

– Тем более. Нельзя же допустить, чтобы вы заснули за рулем. Лучше скажите, вам Андрес все объяснил?

– Он обещал просветить меня позже.

– Удивляюсь тогда, как это вы не удрали. Но серьезно, если хотите, я кое-что расскажу вам.

– Я человек совсем невежественный, – предупредил он ее.

– Ладно, – засмеялась она, – тогда обойдемся без китайских и греческих философов.

Закончив свой рассказ, Ева заметила, что он никак не комментировал ее слов – лишь выразил восхищение, что она столько всего знает.

– Я изучала историю в университете и, как видите, занимаюсь ею и по сей день.

– Нет нужды скромничать, – улыбнулся он.

– Во мне нет ничего необыкновенного, – заметила она, стараясь скрыть раздражение. Она терпеть не могла, когда ей говорили такое.

– Девицы часто говорят «я обыкновенная девушка» в расчете, что им станут возражать, – продолжал он, не заметив ее недовольства. – Но вы не такая.

Она смотрела прямо перед собой, чувствуя, что краснеет, и от этого еще больше злилась на него.

– Мужчины точно такие же, – буркнула она. И вдруг взорвалась: – Вернее, совсем другие! Вот они никогда не говорят, что они самые обыкновенные в расчете, что им возразят. Они либо тупо самодовольны в своей неповторимости, либо боятся, что и в самом деле ничего собой не представляют.

– Я, наверное, опять сказал что-то не то, – помрачнел он.

– Извините. Я иногда бываю немного резкой.

– Ничего. Не умру… по крайней мере надеюсь, что не умру, – улыбнулся Брук.

Интересно, подумал он, отчего люди смущаются. Нет, это глупый вопрос. Просто от отсутствия уверенности в себе. Есть ведь такие, которые прикрывают робость нахальством и трескучей болтовней, а есть люди замкнутые. А она – занятная, опять подумал он. Интересно, чем она живет? Хочет ли выйти замуж и иметь детей, как все прочие девушки?

Он уже намеревался обогнать шедший впереди «рено» и вдруг понял, что совсем не помнит, как проехал последние двадцать километров. Прямо автопилот, сказал он себе. И встревожился: что же с ним происходит? Болтая с этой девушкой, он расслабился и дал себя убаюкать обманчивому чувству безопасности. Они вели себя как двое юнцов, сбежавших из дому без разрешения родителей, чтобы провести вместе выходной день. Только он в таком случае не спросил разрешения у брата.

Он вдруг очнулся от задумчивости и увидел, что у Евы очень испуганный вид. Когда он погружается в свои мысли, то всегда гонит машину. Он сразу снизил скорость и заметил, как она расслабилась – ноги уже не упирались изо всей силы в воображаемые тормозные педали. Он спокойно огляделся и чуть-чуть подался вперед, чтобы рубашка не прилипла к спинке сиденья. В машине было душно, несмотря на полуспущенные стекла. Он посмотрел на Еву и заметил, как треплет ветер белокурые пряди ее волос – точно полоски бумаги на воздушном кондиционере.

– Скоро приедем, – сказал он с улыбкой. – Осталось не больше часа.

Она кивнула и взглянула на часы.

– Расскажите мне о вашем брате, – помолчав, попросила Ева. – Но только если сами этого хотите, – добавила она, увидев недоумение на его лице.

– Что именно вас интересует? – спросил он, с трудом приходя в себя: ему показалось, что она читает его мысли.

– Что за человек Алекс?

– Его не так-то легко описать, – медленно произнес он. – Но мне кажется, что корни всего уходят в школьные годы, когда ему пришлось нелегко. Он был довольно хилый мальчишка, атлетическим сложением не отличался. И наверное, хотел любой ценой самоутвердиться. Вот он и выбрал бизнес. У него с детства была математическая жилка, и он с жадностью начал читать «Файнэншл таймс». Нечего и говорить, что в пятнадцать лет это выглядело смешно, и над ним стали потешаться еще больше. Но он от своего не отступал.

– И что, он стал играть на бирже с помощью карманных денег?

– Не знаю, но не удивлюсь, если это было так. Предпочитал дельцов вместо леденцов. Извините за плохую шутку. – Он криво усмехнулся, чтобы скрыть досаду. – Сразу после школы он попал в Сити. Это было в конце пятидесятых. Я думал, он уморит себя работой, особенно когда он купил пай в своей первой компании. Он чуть не надорвался, но, как говорится, сделав шаг, делай другой. Он начал с недвижимости и мелких операций, но скоро приобщился к более солидному бизнесу. Очень популярным, как вы догадываетесь, он не стал, но это, видимо, мало его беспокоило. – Брук замолчал и взглянул на нее: не надоело ли, но она поощрительно кивнула. – Все это время он почти ничего не тратил на себя. Каждый фунт становился новым капиталовложением. Он был поистине из ряда вон выходящим дельцом. Я никогда не встречал более прижимистого человека, чем мой брат в те годы… правда, не скажу, чтобы это волновало меня. К примеру, на рождество он говорил, что у него не было времени купить подарки или что он заказал, но их почему-то не прислали. Ну а порой тебе везло: он покупал какой-нибудь подарок во время январской распродажи, если проезжал мимо магазина. И вдруг все переменилось. Как только он уверился, что прочно стоит на ногах, он купил большой дом, автомобиль и все прочее. Он стал швырять деньгами направо и налево, лишь бы сэкономить время. Думаю, значительность собственной персоны стала для него непреложным фактом. Помню, он как-то поехал навестить нашу старую няню – несколько раз он ей уже обещал и обманывал, а ведь он был необычайно привязан к ней в детстве. Погода была отличная, и после обеда старушка попросила его подрезать живую изгородь. Услышав ее просьбу, он сказал, что совсем позабыл об одном неотложном деле, и умчался в Лондон. А через несколько дней няня получила от него чек, чтобы нанять садовника, который подрезал бы ей изгородь. – Брук хрипло рассмеялся. – Он, наверное, быстро подсчитал в уме, сколько стоит его минута, и был поражен такой расточительностью. – Брук посмотрел на Еву, а она качала головой, и тут он вдруг заметил, что она, должно быть, в баре сняла с лица все следы косметики. Наверное, умылась. – Алекс больше никогда ни в чем себя не ограничивал, – продолжал Брук. – Он покупал все самое лучшее не потому, что ценил качество, а потому, что дорогие вещи многим недоступны. Он наслаждался даже мелкими преимуществами и привилегиями, будь то в отеле или в самолете. Он давал огромные чаевые, чтобы его лучше обслуживали и, запомнив, оказали соответствующий прием в следующий раз. Ему важно было удовлетворить свое тщеславие – видеть, что его знают. Но он никогда не расслаблялся. Даже сидя в ресторане, он внимательно присматривался, как поставлено дело, и начинал прикидывать, можно ли сделать его более прибыльным.