В интересах галактики - [4]

- Так, стоп, - проговорило Четверть сотни. - Высшая Координация все это разграничила очень точно. Вмешаемся, отойдя немного в прошлое: когда на этой части планеты происходила в последний раз смена света и темноты.

Силовое поле, воплощающее Четверть сотни, трепетало все явственней. Задание его в масштабах галактических было совсем ничтожным (ведь Высшей Координации, по слухам, случалось сметать с орбит целые планеты или одним гигантским взрывом искусственной суперлуны уничтожать ярчайшие звездные скопления), но все-таки, по мысли Четырежды десяти, сулило нечто новое и очень волновало воображение.

- Термальный удар? Коллапс (в рабочей фазе операции Четырежды десять подчинялось Четверти сотни и потому было ответственно за техническое обеспечение)? Может быть, несколько мелких направленных взрывов между обеими стаями двуногих?..

- Нет, нет, - решительно сказало Четверть сотни. - Ничего в таком роде. Я занимаюсь этой планетой не один галактический год, и потому нам можно сделать некоторые отклонения в пределах основного курса Высшей Координации - осуществить вмешательство совсем иным путем. Гораздо более тонким. Психологическим.

- Эти двуногие пузыри углерода наделены психикой? - отозвалось Четырежды десять, не рассмеявшись только потому, что подобные реакции не свойственны силовому полю.

- В известной мере, да, - подтвердило Четверть сотни. - У них есть сложная система защиты рефлексов, которые они не в состоянии подавить усилием воли. Рефлекс сопротивления собственной окончательной и необратимой дискоординации, например...

- Несмотря на то что они пускают друг в друга маленькими предметами именно с этой целью?

- Несмотря на это, - ответило Четверть сотни, и вибрация силового поля усилилась (Четырежды десять отметило состояние ублаготворенности). Весьма забавный образец космобионики. Настолько любопытный, что я посвятило этому целые галактические годы. Впрочем, объяснению это не поддается. Вам, во всяком случае, нет. Есть рефлексы неприятия неизвестного и непонятного - особенно такого, что двуногие считают для себя эстетически и эмоционально негативным. Ими-то мы и постараемся воспользоваться. Теперь вернемся к моменту смены света темнотой, происходившей в последний раз на этой части планеты.

Силовые поля задрожали, разрушили своей вибрацией пространственно-временной континуум и заскользили вспять во времени сперва минута за минутой, потом все убыстряя ход. Вскоре вибрации прекратились.

Над Белой горой снова опускался вчерашний вечер. С пражских редутов, больше для острастки, ухнуло несколько пушечных залпов. Рассеянные группки наиболее ретивых солдат Биквоя тут же схватили коней за уздцы, повернули назад и отъехали на безопасное расстояние. Страговские ворота заперли на тяжелый дубовый засов и на цепи, укрепили валом из заранее навезенных камней и земли.

- Перенесемся в город двуногих, - объявило Четверть сотни, - в их самое большое гнездо, там, на холме. Примем обычный свой вид обитателей системы Альфа Дракона и пройдем по коридорам так, чтобы двуногие не могли нас не заметить.

- А дальше? - с нескрываемым интересом спросило Четырежды десять.

- Дальше ничего. Вернемся. Поручение будет тем самым исполнено.

- Выходит, мне следует считать себя эстетически и эмоционально негативным? - спросило Четырежды десять.

В ином, более подходящем для этого воплощении оно бы, безусловно, выказало что-то вроде досады, поскольку с точки зрения эстетики ни одно из обличий Четырежды десяти никогда не вызывало у него ни малейших сомнений. Понятно, не считая того случая, когда пришлось явиться в виде простого силового поля.

- Тут сложный вопрос, - уклонилось Четверть сотни от прямого ответа.

Легчайшими, почти не различимыми для невооруженного глаза движениями во внепространстве они перенеслись на внутренний двор Пражского града, забитый офицерами, солдатами и растерявшейся прислугой. После каждого пушечного залпа со страговских бастионов толпа на мгновение затихала, но тут же снова принималась гомонить, верезжать и горланить на всех языках Европы.

- Господи... - прошептал стоящий с алебардой фальцский солдат из королевской стражи, закрыл ладонями лицо и сполз по стене на пол.

Алебарда, стукнувшись, своим начищенным острием отколола кусочек от мозаичного паркета входной залы. По воздуху в нескольких вершках от пола скользили два немыслимых чудовища, напоминавших более всего огромных пауков из полупрозрачного стекла, отороченных бахромой непрерывно колыхавшихся мохнатых ног. В объемистых утробах страшилищ клубилась черно-фиолетовая дымка, а из пучка длинных и тоже полупрозрачных отростков по обеим сторонам тела, похожих на клубки червей, ежесекундно вырывался сине-фиолетовый бич. С пронзительным треском долетал он и до тех, потонувших в сумраке, дальних углов залы, куда свет восковых свечей уже не достигал.

Таково было первое впечатление непредвзятого наблюдателя от Четверти сотни и Четырежды десяти, притом что последнее по общепринятым у себя на планете канонам одарено было даже на редкость привлекательной наружностью. Их организмы с точки зрения приспособляемости были чрезвычайно рациональны - обитатели системы Альфа Дракона давно уже преодолели неизбежную силу притяжения, а потому и не нуждались в конечностях. Что же касается бахромы ног, то это был не более как совершенный рецептор колебаний электростатического поля, индуцируемого взмахами сине-фиолетовых бичей. Клубящаяся внутри тела дымка была, как можно догадаться, органом мышления - невыразимо сложным соединением паракристаллической материи, способным включать в цепь информации отдельные молекулы, а следовательно, и неохватный объем кратковременной и долговременной памяти.