В. И. Ленин - [15]

- Можете представить - с первой же встречи с ним у меня явилось к нему чисто физическое отвращение. Непобедимое. Никогда, никто не вызывал у меня такого чувства. Приходилось вместе работать, всячески одёргивал себя, неловко было, а - чувствую: не могу я терпеть этого выродка!

И, удивлённо пожав плечами, сказал:

- А вот негодяя Малиновского не мог раскусить. Очень это тёмное дело, Малиновский...

Его отношение ко мне было отношением строгого учителя и доброго "заботливого друга".

- Загадочный вы человек, - сказал он мне шутливо, - в литературе как будто хороший реалист, а в отношении к людям - романтик. У вас все - жертвы истории? Мы знаем историю, и мы говорим жертвам: опрокидывайте жертвенники, ломайте храмы, долой богов! А вам хочется убедить меня, что боевая партия рабочего класса обязана прежде всего удобно устроить интеллигентов.

Может быть, я ошибаюсь, но мне казалось, что беседовать со мною Владимиру Ильичу было приятно. Он почти всегда предлагал:

- Приедете - позвоните, повидаемся.

А однажды сказал:

- Потолковать с вами всегда любопытно, у вас разнообразнее и шире круг впечатлений.

Расспрашивал о настроении интеллигенции, особенно внимательно об ученых, - я в то время работал с А.Б.Халатовым в "Комиссии по улучшению быта учёных". Интересовался пролетарской литературой:

- Чего вы ждёте от неё?

Я говорил, что жду много, но считаю совершенно необходимым организацию литвуза с кафедрами по языкознанию, иностранным языкам - Запада и Востока, - по фольклору, по истории всемирной литературы, отдельно - русской.

- Гм-гм, - говорил он, прищуриваясь и похохатывая. - Широко и ослепительно! Что широко - я не против, а вот - ослепительно будет, а? Своих-то профессоров у нас нет по этой части, а буржуазные такую историю покажут... Нет, сейчас нам этого не поднять. Годика три, пяток подождать надо.

И жаловался:

- Читать - совершенно нет времени!

Усиленно и неоднократно подчёркивал агитационное значение работы Демьяна Бедного, но говорил:

- Грубоват. Идёт за читателем, а надо быть немножко впереди.

К Маяковскому относился недоверчиво и даже раздражённо:

- Кричит, выдумывает какие-то кривые слова, и всё у него не то, по-моему, - не то и мало понятно. Рассыпано всё, трудно читать. Талантлив? Даже очень? Гм-гм, посмотрим! А вы не находите, что стихов пишут очень много? И в журналах целые страницы стихов, и сборники выходят почти каждый день.

Я сказал, что тяготение молодежи к песне - естественно в такие дни и что - на мой взгляд - посредственные стихи легче писать, чем хорошую прозу, и времени требуют стихи - меньше; к тому же у нас очень много хороших учителей по технике стихосложения.

- Ну, что стихи легче прозы - я не верю! Не могу представить. С меня хоть кожу сдерите - двух строчек не напишу, - сказал он и нахмурился. - В массу надобно двинуть всю старую революционную литературу, сколько её есть у нас и в Европе.

Он был русский человек, который долго жил вне России, внимательно разглядывал свою страну, - издали она кажется красочнее и ярче. Он правильно оценил потенциальную силу её - исключительную талантливость народа, ещё слабо выраженную, не возбуждённую историей, тяжёлой и нудной, но талантливость всюду, на тёмном фоне фантастической русской жизни блестящую золотыми звёздами.

Владимир Ленин, большой, настоящий человек мира сего, - умер. Эта смерть очень больно ударила по сердцам тех людей, кто знал его, очень больно!

Но чёрная черта смерти только ещё резче подчеркнёт в глазах всего мира его значение, - значение вождя всемирного трудового народа.

И если б туча ненависти к нему, туча лжи и клеветы вокруг имени его была ещё более густа - всё равно: нет сил, которые могли бы затемнить факел, поднятый Лениным в душной тьме обезумевшего мира.

И не было человека, который так, как этот, действительно заслужил в мире вечную память.

Владимир Ленин умер. Наследники разума и воли его - живы. Живы и работают так успешно, как никто, никогда, нигде в мире не работал.

Июль 30 г.