В грозный час - [6]

Море довольно долго оставалось пустынным, однако ближе к полудню был замечен идущий тем же курсом корабль. Ветер к тому времени начал несколько рыскать, дуть порывами, и, чтобы увеличить скорость пинка, Роде пришлось маневрировать. Идущий впереди корабль тоже пробовал маневрировать, но, по всей видимости, он был намного тяжелее пинка, и «Весёлая невеста» заметно стала его догонять.

Когда расстояние между кораблями достаточно уменьшилось, капитан и его помощник Клаус Гозе рассмотрели, что они преследуют хулк[16], который был чуть ли не вдвое больше «Весёлой невесты». Впрочем, это их не остановило, и, когда корабли сблизились на пушечный выстрел, Роде приказал открыть огонь.

Все три чугунные пушки пинка враз выпыхнули пламенем; было видно, что ядра попали в цель, но хулк даже не изменил курс и продолжал уходить. Тогда несколько удивлённый Роде велел палить по оснастке из установленных на палубе «барсов», и их мелкие ядра засвистели вокруг парусов хулка. Но удачных попаданий не было, и Роде вызвал всех наверх, готовясь к абордажу. Сжимая в руках сабли и кошки, матросы сгрудились у фальшборта, и тут произошло нечто совсем неожиданное. Под кормовой надстройкой хулка, низко над водой, внезапно открылись порты, оттуда выглянули пушечные жерла, и грянул залп. Ядро, прилетевшее с хулка, в щепки разбило деревянный станок «барса», осколки полетели во все стороны, а ствол орудия, сбивая с ног уцелевших канониров, покатился по палубному настилу. Одновременно откуда-то снизу долетел истошный вопль оказавшегося там боцмана:

– Капитан!.. В трюме вода!..

Услыхав такое, Роде бросил испуганный взгляд на помощника. Они оба поняли, что тяжёлые ядра низко расположенных пушек хулка пробили борт ниже ватерлинии, и теперь их «Весёлая невеста» вряд ли удержится на поверхности. Однако так же хорошо они осознали единственно возможный выход – им остаётся только идти на абордаж, чтобы во что бы то ни стало захватить хулк, пока он не утопил их. И капитан с помощником стали немедля действовать. Гозе тут же выхватил из рук у ближайшего матроса кошку и, изо всех сил раскрутив её в воздухе, швырнул в сторону хулка. Всё-таки долетев, кошка удачно зацепилась за ванты, и Гозе, ухватив конец, начал тянуть.

Ему на помощь бросился прибежавший к капитану с докладом боцман, а сам Роде, стряхнув охватившее было его временное оцепенение, заорал:

– На абордаж!!!

Только и ждавшие этой команды корсары принялись кидать кошки, и, хотя они долетали не все, между кораблями один за другим стали повисать концы, за которые на уже заметно начавшем оседать пинке сразу хватались по нескольку человек. Сначала медленно, а потом всё быстрее «Весёлая невеста» стала подходить к хулку, и когда борта кораблей с треском столкнулись, Роде, выкрикнув: «Вперёд!!!» – пальнул из пистолета в кого-то из тех, кто метался там, на чужой палубе, и, чтоб взобраться наверх, ухватился за оборванную ядром вантину.

Следом, с грозными криками, размахивая короткими абордажными саблями, полезли на хулк и его люди, не хуже своего капитана понимавшие, в какой ситуации оказались…

Глава 4

В гавани Рённе, что на Борхольме, было тесновато от собравшихся там кораблей, и капитану пришедшего туда ганзейского когга[17] с трудом удалось отыскать место для стоянки своего судна. Но когда десятипудовый якорь, прогремев цепью, вцепился лапами в песчаное дно, к рыскнувшему было в сторону, а потом замершему, как конь на привязи, коггу устремились малые судёнышки, спешившие начать разгрузку «купца». Однако, спустив на тросах лебёдки в подошедшую к самому борту лодью всего пару связок доставленных из Нарвы мехов, когг сам стал принимать необходимые для дальней дороги запасы, и тогда же с него в лодью сошли сразу два десятка зачем-то прибывших в Рённе пассажиров.

Лодья подняла парус, но лавировать между стоявшими в гавани судами было трудно, и тогда сидевшие в ней люди сами взялись за вёсла. Правда, двое из них остались стоять на носу лодьи, с интересом присматриваясь к раскинувшемуся на берегу городу. Звали их Егор Кольцо и Михайло Третяк. На Борнхольм они прибыли из Московии, и у Егора как у старшего в наплечной сумке лежала царская грамота. По летнему времени ярко светило солнце, но с моря дул пронизывающий ветер, и было свежо. Зябко кутаясь в лёгкий кафтан, Михайло Третяк, кивнув в сторону берега, заметил:

– Смотри, строения у них какие яркие, тут тебе и жёлтые, и красноватые, и белые. Как солнце светит, даже просто глядеть весело.

– Ага, – согласился с ним Егор и покачал головой: – А у меня дома полгода, почитай, одни сполохи…

Тем временем лодья причалила к пристани и пассажиры когга поднялись на дощатый настил. Прикинув, что тут да как, Егор велел пока всем оставаться на месте и ждать, а сам по узкой припортовой улочке направился в город.

Шагая по мощёному проезду, Егор внимательно приглядывался к домам и, углядев один, выкрашенный в ярко-жёлтый цвет, остановился. Дом был одноэтажный, с крутой черепичной крышей, из конька которой высоко торчала печная труба. Ещё к углу этого дома, рядом с выходившей на улицу дверью, был приделан железный кованый брус. Сверху на нём крепился шестигранный фонарь, а под ним, у самого конца бруса, висел искусно раскрашенный деревянный окорок.