В.Грабин и мастера пушечного дела - [25]

Шрифт
Интервал

Всю ночь до утренней зари пробыл на заводе. Особо долго задержался на кухне столовой кузницы. Только кончился обед ночной смены: алюминиевые тарелки, ложки, вилки в деревянном ящике, изнутри обитом цинком. На них течет тоненькая струйка горячей воды. Спертое тепло, насыщенное парами щей и человеческим потом, клонит обслугу кухни ко сну. Старик повар с синими натеками под глазами и две молоденьких официантки, они же и уборщицы, будто не ходят по грязному полу, а лениво плавают в густо спрессованном воздухе.

Такое же положение с чистотой, если не хуже, и в столовых механических и литейного цехов. На парткоме предстоит большой разговор не с кем-нибудь, а с нашим фактическим хозяином.

Иду в литейный. Слышу удары в обрезок рельса — мартеновский гонг. Сталевар четвертой печи Степан Михайлович Тунаков предупредил: «Плавка готова». Надо взглянуть. И в который уж раз? Летка пробита. Бурлящая сталь стремительнее горного ручья, брызжущая неисчислимым количеством красных и голубых звезд, летит в приготовленный ковш. Обычное дело, но как много в нем радостного и загадочного. Вулканическое кипение металла в ковше, облицованном стойким огнеупором, удивительное ни с чем несравнимое зрелище! Мне всегда казалось, что жидкая огненная сталь завораживает человека и чистит его душу.

О работе столовой завел разговор с обрубщиком Моржевым. Активный рабкор только махнул рукой: «Чего, мол, спрашиваешь? Мы же с Хайруковым о ней не раз вам писали?!»…

В столовой механического цеха меня настиг начальник отдела рабочего снабжения Малышев.

— Вчера поздно вечером вернулся из совхоза «Лысково». Не успел отдохнуть — звонок. Мирзаханов сам не спит и другим не дает. Приказал немедленно проверить все столовые и завтра утром доложить. Чувствую, будет мне и Ометову на орехи!


11 ноября. Среда

В половине одиннадцатого позвонил помощник директора Григорьян и просил немедленно прибыть к Мирзаханову. Вошел в хорошо знакомый кабинет. Заметил, что теперь стол директора передвинут ближе к окну. Перед ним во всю стену длинный стол, за которым, понурив головы, сидели Малышев и директор фабрики-кухни Ометов. Мужики в растерянности.

Мирзаханов чисто выбрит, его полные щеки лоснились синевой. Шея короткая, серебристый ежик украшал его крупную круглую голову. Такого человека, даже просто чем-то схожего с ним, вряд ли можно сыскать в Горьком. Особую солидность ему придавали военного покроя гимнастерка и бриджи из габардина цвета хаки. На ногах — добротного хрома сапоги. Глаза иконописны и крупнее, чем у волжан. Они обладали необъяснимой силой. Черно-кинжальный взгляд не каждый мог выдержать без душевного волнения и трепета.

Директор пододвинул поближе ко мне лежавший перед ним номер газеты «За ударные темпы». Всю подборку рабочих писем закрывала его резолюция.

— Вы хорошо знаете этих людей? — спросил он меня, указывая на Малышева и Ометова. — Скажите, им можно доверять?

— После серьезной проверки на деле.

— Хорошо!.. Ну, граждане бездельники! Вы свободны. Мы вдвоем. Принесли чай, сахар и печенье. Беседа с директором затянулась. Он горячо говорил о плохой дисциплине не только рабочих, но и начальников цехов, мастеров и бригадиров. Зашла речь и о планировании, о контроле за выполнением цехами сменных заданий, о питании рабочих.

— По столовым я уже поручил подготовить приказ, — сказал директор в заключение. — На днях он поступит к вам для опубликования. Малышеву я объявлю выговор с предупреждением об увольнении. Ометова снимаю с должности директора фабрики-кухни и назначаю заведующим столовой в кузнице. Выводы будут сделаны и по другим столовым и буфетам…

Вставая с кресла, он предложил пройтись с ним по цехам. Я, конечно, с радостью согласился.

Ночная инспекция директора всюду подтягивала людей. Они оживлялись и лучше работали. Пришли в столовую первого механического цеха. Прошло пятнадцать минут, как кончился ночной обед. У стенки за столом виднелся синий берет. Подходим. Мирзаханов разбудил мастера.

— Ваш пропуск?

Мастер явно напуган, но старается казаться спокойным. Из грудного кармана спецовки он вынул серенькие корочки.

— Товарищ Трефилов! Передайте Горемыкину, что я увольняю вас с завода без права работать в оборонной промышленности.

Сказано таким тоном, что вмешательство, я понял, будет бесполезным…


12 ноября. Четверг

После ночной прогулки с директором по заводу болит голова. Но я доволен встречей с ним. Мне удалось высказать в довольно резкой форме недовольство отношением заводского начальства к письмам рабочих и вообще к газете. Назвал факты и имена недоброжелателей. Он обещал мне поддержать редакцию многотиражки специальным приказом. Попросил факты.

Раздумья прервал начальник первого механического цеха Горемыкин. Он в растерянных чувствах и похож на жениха, у которого в день свадьбы умыкнули невесту. Расспросил о ночном визите.

— Андрей Петрович, вы с Мирзахановым были ночью в моем цехе?

— Был, Петр Николаевич.

— Это правда, что он застал Трефилова спящим?

— Точно. Мы подошли к мастеру, он сидит за столом с закрытыми глазами, как заколдованный, и тихо посапывает. Илларион Аветович разбудил его…


Рекомендуем почитать
Святой Франциск Ассизский

В книге Марии Стикко, переведенной с итальянского, читатель найдет жизнеописание святого Франциска Ассизского. Легкий для восприятия слог, простота повествования позволяют прочесть книгу с неослабевающим интересом. При создании обложки использована картина Антониса ван Дейка «Св Франциск Ассизский в экстазе» (1599 Антверпен - 1641 Лондон)


Мой отец Соломон Михоэлс. Воспоминания о жизни и гибели

Первый в истории Государственный еврейский театр говорил на языке идиш. На языке И.-Л. Переца и Шолом-Алейхема, на языке героев восстаний гетто и партизанских лесов. Именно благодаря ему, доступному основной массе евреев России, Еврейский театр пользовался небывалой популярностью и любовью. Почти двадцать лет мой отец Соломон Михоэлс возглавлял этот театр. Он был душой, мозгом, нервом еврейской культуры России в сложную, мрачную эпоху средневековья двадцатого столетия. Я хочу рассказать о Михоэлсе-человеке, о том Михоэлсе, каким он был дома и каким его мало кто знал.


Свеча Дон-Кихота

«Литературная работа известного писателя-казахстанца Павла Косенко, автора книг „Свое лицо“, „Сердце остается одно“, „Иртыш и Нева“ и др., почти целиком посвящена художественному рассказу о культурных связях русского и казахского народов. В новую книгу писателя вошли биографические повести о поэте Павле Васильеве (1910—1937) и прозаике Антоне Сорокине (1884—1928), которые одними из первых ввели казахстанскую тематику в русскую литературу, а также цикл литературных портретов наших современников — выдающихся писателей и артистов Советского Казахстана. Повесть о Павле Васильеве, уже знакомая читателям, для настоящего издания значительно переработана.».


Адмирал Конон Зотов – ученик Петра Великого

Перед Вами история жизни первого добровольца Русского Флота. Конон Никитич Зотов по призыву Петра Великого, с первыми недорослями из России, был отправлен за границу, для изучения иностранных языков и первый, кто просил Петра практиковаться в голландском и английском флоте. Один из разработчиков Военно-Морского законодательства России, талантливый судоводитель и стратег. Вся жизнь на благо России. Нам есть кем гордиться! Нам есть с кого брать пример! У Вас будет уникальная возможность ознакомиться в приложении с репринтом оригинального издания «Жизнеописания первых российских адмиралов» 1831 года Морской типографии Санкт Петербурга, созданый на основе электронной копии высокого разрешения, которую очистили и обработали вручную, сохранив структуру и орфографию оригинального издания.


Неизвестный М.Е. Салтыков (Н. Щедрин). Воспоминания, письма, стихи

Михаил Евграфович Салтыков (Н. Щедрин) известен сегодняшним читателям главным образом как автор нескольких хрестоматийных сказок, но это далеко не лучшее из того, что он написал. Писатель колоссального масштаба, наделенный «сумасшедше-юмористической фантазией», Салтыков обнажал суть явлений и показывал жизнь с неожиданной стороны. Не случайно для своих современников он стал «властителем дум», одним из тех, кому верили, чье слово будоражило умы, чей горький смех вызывал отклик и сочувствие. Опубликованные в этой книге тексты – эпистолярные фрагменты из «мушкетерских» посланий самого писателя, малоизвестные воспоминания современников о нем, прозаические и стихотворные отклики на его смерть – дают представление о Салтыкове не только как о гениальном художнике, общественно значимой личности, но и как о частном человеке.


Морской космический флот. Его люди, работа, океанские походы

В книге автор рассказывает о непростой службе на судах Морского космического флота, океанских походах, о встречах с интересными людьми. Большой любовью рассказывает о своих родителях-тружениках села – честных и трудолюбивых людях; с грустью вспоминает о своём полуголодном военном детстве; о годах учёбы в военном училище, о начале самостоятельной жизни – службе на судах МКФ, с гордостью пронесших флаг нашей страны через моря и океаны. Автор размышляет о судьбе товарищей-сослуживцев и судьбе нашей Родины.