В гостях у Джейн Остин. Биография сквозь призму быта - [98]

Попробуем представить себе, как ранним вечером экипажи подкатывают по каретной аллее к внешней лестнице главного западного входа. Дом поражал размерами и роскошью убранства. Мать Джейн сосчитала окна на западной части фасада (у нее получилось сорок пять, хотя на самом деле их сорок четыре), чтобы потом рассказывать невестке, какое это грандиозное сооружение. Миссис Остин напоминает нам мистера Коллинза из «Гордости и предубеждения», который, не в силах удержаться, сообщает Лиззи Беннет (когда они подходят к Розингсу) количество окон на фасаде и «стоимость их остекления, когда-то произведенного покойным сэром Льюисом де Бером».

Неверный подсчет окон стал не единственной ошибкой миссис Остин. Подобно «Нортенгерскому аббатству», в аббатстве Стоунли не оказалось ничего готического. Миссис Остин писала: «Моему воображению рисовались длинные аллеи, темные ветхие пристройки, мрачные вереницы тисов, но здесь столь меланхолических примет не обнаружилось». Интерьеры аббатства были выдержаны в совершенно георгианском стиле. Гости вошли в дом через ярко освещенную и просторную гостиную с колоннами из желтого скальола (то есть искусственного мрамора: древесины, покрытой цветной мраморной крошкой) и повернули направо, в столовую, обшитую дубовыми панелями. «Здесь мы и оказались во вторник, – далее сообщает миссис Остин. – В этот поздний час мы ели рыбу, дичь и всевозможные деликатесы в обширной аристократической зале, увешанной фамильными портретами: все грандиозное, изысканное, большое».

В 1720-х годах дом, в сущности, выполнял функции королевского дворца: в северном крыле имелась особая анфилада комнат, оканчивавшаяся роскошной спальней. Миссис Остин понравилась очаровательная столовая с видом на реку, но она признавалась, что по большей части эти величественные апартаменты «довольно мрачны, покрыты коричневыми стенными панелями и обставлены темно-красной мебелью, так что мы никогда ими не пользуемся». Траурная тусклость этих покоев гнетуще действовала и на предыдущие поколения Ли, поэтому Помешанный Лорд распорядился заново оштукатурить и осветлить главную гостиную и лестничные пролеты.

Преподобный Томас понял, что показать Остинам весь дом не получится – он был чересчур большим и сложно устроенным. Он «положительно приходит в отчаяние всякий раз, когда ему нужно всего лишь найти дорогу в нужную комнату, – сообщает миссис Остин, – так что я предложила, чтобы он повесил указатели на углах» коридоров.

Мисс Элизабет, сестра преподобного Ли, тоже испытывала растерянность. Каролина, юная племянница Джейн, приезжавшая сюда двумя годами раньше, заметила, «что мисс Элизабет никогда не чувствует себя в аббатстве Стоунли дома». К примеру, «в вечер нашего приезда» мисс Элизабет «долго блуждала по дому, тщетно пытаясь выяснить, какую комнату приготовили мне и моей горничной. Она знала, что распорядилась выделить мне спальню рядом с матушкиной, однако не могла отыскать ни ту ни другую. Помню, что в нескольких комнатах она отвертывала покрывала, чтобы посмотреть, не застелены ли постели». В конце концов нашли одну из горничных, которая объяснила, что мисс Элизабет поднялась не по той лестнице.

Вообразим на минутку, как Остины исследуют все эти комнаты, дивясь таящимся внутри сокровищам. В особняке трудились восемнадцать слуг мужского пола под руководством мажордома («мужчины весьма крупного и почтенного»), и преподобному Ли пришлось всем им покупать траурное облачение. По всей вероятности, гостям показывала особняк экономка. Возможно, Джейн вспоминала ее замечания, сочиняя реплики миссис Рейнольдс, устраивающей экскурсию по Пемберли. Экономки огромных особняков регулярно устраивали для посетителей такие туры. В 1772 году к норфолкскому Холкхэм-холлу прибыла группа туристов, желающих осмотреть его внутренние покои, но им велели подождать «по крайности час, пока там находится другая компания». Войдя в приемную, они обнаружили, что в очереди перед ними стоит еще одна компания. Но для Остинов проводили отдельную экскурсию.

Несмотря на мрачноватую обстановку и размеры помещений, юная Каролина Остин сочла атмосферу Стоунли более непринужденной, чем в светском и амбициозном Годмершэме. «В Стоунли мне все понравилось, – пишет она. – Никто меня не дразнил, никто не зазывал в гостиную, и у меня имелась возможность бродить по всему дому как заблагорассудится». Она развлекалась, играя в картинной галерее на старом спинете[68]. Вечером гостья вместе со своей няней отправлялась «по сводчатому проходу» в комнату экономки, где они ужинали. Можно только догадываться, с каким наслаждением Джейн пользовалась той же свободой.

В остальной части письма, адресованного невестке, миссис Остин с удовольствием представляет аббатство чем-то чрезвычайно роскошным, живописуя лучшую спальню с ее «высокой кроватью темно-алого бархата», словно сошедшую со страниц романа. Далее она сообщает: «В новой части дома 26 спален, да и в старой не меньше (некоторые их них отменно хороши)».

Более или менее устроившись, миссис Остин и Джейн завели обыкновение каждое утро отправляться «на молитву в прелестную часовню», где кафедра священника была завешена черной материей в знак траура по достопочтенной Мэри. Заметим, что Джейн (которая, вероятно, прежде никогда не видела домовую церковь) использовала эти впечатления, описывая аналогичное помещение в Созертоне, столь же аскетичное: «Фанни воображала нечто большее, нежели просторную продолговатую комнату… здесь не было ничего более внушительного или впечатляющего, чем обилие красного дерева и подушек темно-красного бархата, что представлялись взгляду на идущей поверху семейной галерее».