В гостях у Джейн Остин. Биография сквозь призму быта - [90]

Итак, семья снова переехала. Мистер Остин, которому перевалило за семьдесят, продолжал оставаться заметной фигурой в батском обществе: «В свои преклонные годы он сохранил привлекательность». Волосы у него побелели очень рано, но «они были прекрасные: блестящие, с коротенькими завитками над ушами». Ранняя седина, как и цвет глаз, зависит от генетических факторов, но белизна шевелюры мистера Остина (такие волосы «могли бы принадлежать мужчине гораздо более почтенных лет») заставляет предположить, что в его рационе не хватало витамина B₁₂. Действительно, прядь его волос, которая сегодня хранится в доме-музее Джейн Остин (завернутая в бумажку, надписанную рукой его знаменитой дочери), поражает белизной. Из-за артрита мистер Остин теперь передвигался медленно, шаркая по тротуарам Бата и постукивая тростью. Чарльз Паулетт, хэмпширский сосед, который однажды попытался поцеловать Джейн, сочинил стишок о престарелом священнике, почти наверняка имея в виду мистера Остина. Там были такие строки: «Гляди – едва-едва наш пастор ковыляет, / О десятине он уж, знать, не помышляет».

Между тем лицо миссис Остин с годами усыхало, и на нем все сильнее выделялся ее крючковатый «ведьминский» нос, на кончике которого она носила маленькие очки. Эти очки, вместе с кожаным футляром, передавались в семье Остин из поколения в поколение. Сегодня оба предмета можно увидеть в музее города Лайм-Риджис.

Джейн продолжала выражать раздражение, когда речь заходила о «воображаемом» нездоровье матери. Но, по словам внука миссис Остин, относившегося к ней более сочувственно, миссис Остин недомогала всю жизнь, и ее страдания стали частью семейной истории. «В последние годы своей жизни, – пишет он, – она мучилась от постоянных болей». Вместе с тем он вспоминает и «свойственную ей веселость. Однажды она заметила мне: „Ах, мой милый, однажды ты найдешь меня там же, где меня оставил, – на этом диване. Иногда я думаю, что Господь Всемогущий позабыл обо мне, но дерзну сказать, что Он явится за мной, когда сочтет нужным“».

Но пока Господь за ней не торопился, и после переселения на Грин-парк-Билдингс заболела не она, а мистер Остин. Его мучили лихорадка и приступы слабости. Начавшиеся осенние дожди мало способствовали его выздоровлению – в доме и без того было сыро.

Приходили скверные новости. 16 декабря 1804 года, в день рождения Джейн, случилось ужасное несчастье – к сожалению, не такое уж редкое в жизни сельской георгианской глубинки. Мадам Лефрой, давняя хэмпширская подруга Джейн, которой наша героиня всегда восхищалась, верхом отправилась в город – «по своим делам». Там она столкнулась с Джеймсом Остином и пожаловалась ему на свою «преглупую» лошадь. Затем они расстались. На обратном пути лошадь внезапно понесла. Слуга миссис Лефрой попытался ухватить ее за уздечку, но «промахнулся, и животное помчалось еще быстрее». Потрясенный слуга не мог точно объяснить, что стряслось: он видел лишь, что «миссис Лефрой вылетела из седла, упала на каменистую землю и сильно ударилась». Через несколько часов она скончалась. Ей было всего сорок пять лет.

День рождения Джейн был омрачен гибелью подруги – по сути, ее второй матери. Все последующие годы она с грустью размышляла над этим совпадением. «Вот снова день, когда явилась я на свет, – пишет она в одном из стихотворений. – И чувства смешанные вновь в моей душе!» И далее: «Увы, все кануло. Не встретиться нам больше». Смерть друга – важный шаг на пути к настоящему взрослению. По крайней мере, христианка Джейн питала надежду, что вновь увидит мадам Лефрой в раю: стихотворение проникнуто мыслью, что ее наставница обрела новую жизнь в загробном мире. Сегодня о мадам Лефрой вспоминают лишь в связи с Джейн.

Из Хэмпшира сообщили, что Гаррис Бигг-Уизер женился. Ему понадобилось всего пятнадцать месяцев, чтобы оправиться от отказа Джейн выйти за него замуж. Друзья писали ей, что он пребывает «в весьма приподнятом настроении» и вместе с новобрачной, Энн Фрит, поселился в доме под названием Ваймеринг-мэнор – внушительном елизаветинском особняке близ Портсмута. Они устроились там с достаточным комфортом в ожидании наследства – еще более внушительного мэнидаунского особняка. И дождались – в 1813 году, после смерти отца Гарриса, имение отошло к ним. Судя по всему, Энн Фрит не пришлось сожалеть о своем решении связать жизнь с этим человеком: ее муж вскоре стал уважаемым сельским помещиком и мировым судьей. Энн родила Гаррису десять детей – пять сыновей и пять дочерей. Наверное, это не прибавило ей красоты и здоровья. Во всяком случае, ни одна из ее пяти дочерей так и не вышла замуж.

Но пока все это было еще далеко, и Джейн даже не догадывалась, какой судьбы избежала. Неизвестно, расстроилась ли она, услышав о женитьбе Гарриса. А дурные новости продолжали сыпаться.

Всего через месяц после смерти мадам Лефрой, 19 января 1805 года, в субботу, слег мистер Остин. Утром он почувствовал себя плохо: «Головная боль, вызванная лихорадкою, сильнейшая дрожь, самая отчаянная слабость». Призвали на помощь доктора Боуэна, аптекаря: того самого, который недавно лечил миссис Остин. Впрочем, Боуэн решил, что случай ему не по зубам, и порекомендовал обратиться к дипломированному врачу. Был приглашен доктор Гиббс с Гей-стрит.