В гостях у Джейн Остин. Биография сквозь призму быта - [82]
Кассандра, возможно, не одобряла решения Джейн расторгнуть помолвку, но не исключено, что Джейн подтолкнул к этому пример сестры. Джейн, как и Кассандра, получила право говорить, что она имела возможность выйти замуж, но не воспользовалась ею. Обе чем дальше, тем больше стали напоминать вдов и даже одевались по-вдовьи, не стремясь к привлекательности. Они намеренно подчеркивали свое сходство: к примеру, их чепчики «в точности совпадали цветом, формой и материей». По словам их племянника, его тетушки «начали одеваться как дамы средних лет раньше, чем того требовали их возраст и наружность».
В письме своей племяннице Фанни Джейн ясно дает понять, что высоко ценит привязанность между женщинами. «Ты настоящее сокровище, – заверяет она Фанни. – Просто не могу выразить, что я почувствовала, читая твою историю, насколько я преисполнилась сострадания, беспокойства, восхищения и веселости… О! Какая это будет потеря, когда ты выйдешь замуж». Джейн оказалась права. В замужестве Фанни во многом утратила былую веселость. В том же письме Джейн прозорливо замечает: «Я буду ненавидеть тебя за то, что вся утонченная игра твоего ума утихомирится, обратившись лишь на супружеские и материнские чувства».
Если Джейн была так близка с Фанни, ее отношения с Кассандрой были еще более доверенными. Среди писем, которые та уничтожила из соображений приличия, наверняка было много очень откровенных. Видимо, Джейн рассудила, что нить, связывающую ее с сестрой, если и стоит рвать, то только ради самого лучшего мужчины. Некоторые старые девы, хотя и не подавали виду, втайне сознавали ценность своей свободы. «В самом деле, – писала одна из них, – в замужнем положении столько забот, а в характере большинства мужчин столько вздорных и никчемных черт, что я полагаю себя неизмеримо счастливее, потому что не имею ко всему этому никакого касательства».
Страх потерять дружбу и лишиться свободы наверняка испытывали многие женщины. Когда подруги Джейн выходили замуж, она часто воспринимала это с неприкрытым сожалением. Кэтрин Бигг сама собиралась замуж: Джейн по этому поводу подарит ей собственноручно подрубленные носовые платки и стихотворение, в котором упоминаются рыдания. Пусть эти платки, желала Джейн подруге, «служат годами, пусть простуды будут легки, а слезы редки». Странное пожелание в связи с событием, которому полагается быть счастливым. Она тактично отредактировала свое произведение. Окончательный вариант гласил: «Пускай лишь слезы радости придется / Тебе стирать с лица платочком сим!»
День 3 декабря 1802 года, когда Джейн отказалась от Мэнидаун-парка, стал в ее жизни поворотным. В тот момент она из Элинор Дэшвуд словно бы превратилась в Энн Эллиот – из женщины, которая смирится с благоразумной партией, в женщину, которая стремится к неблагоразумному совершенству. Оказалось, что свобода – и Кассандра – для Джейн важнее, чем собственный комфортабельный дом.
После того как декабрьским утром Джейн известила Гарриса о своем решении, они с Кассандрой настояли, чтобы сестры Бигг отвезли их в экипаже обратно в стивентонский пасторат. Если бы согласие на брак отозвал Гаррис, Джейн могла бы подать на него в суд за нарушение обещания. Но дамам в этом смысле дозволялось чуть больше. Период ухаживания, предшествующий бракосочетанию, вообще был единственным периодом в их жизни, когда им принадлежала власть в отношениях с мужчиной. Джейн повела себя дурно, но не ужасно.
Однако обстоятельства, при которых четыре девушки улизнули в Стивентон, казались столь чрезвычайными, что Джейн была в кои-то веки вынуждена поделиться откровениями о своей личной жизни с братом и его женой. Мэри Остин вспоминает «трогательную сцену с объятиями, слезами и надрывающими сердце прощаниями» между Джейн с Кассандрой и Кэтрин с Алетеей: это «происходило в парадном вестибюле».
Пришлось рассказать, по какому поводу слезы. Новость об отказе Джейн «немало огорчила» прагматичную Мэри Остин, которая «полагала, что этот брак весьма желателен».
Поскольку Мэри стала свидетельницей последствий отказа, о событиях узнало достаточное число других родственников, и оно попало в анналы семейной истории Остинов. Последующие поколения вплетали в эти рассказы свои версии подробностей тетушкиной жизни.
Кэтрин, одна из племянниц Джейн, считала, что тетя приняла верное решение – более того, что оно было очевидным и напрашивалось само собой. Она утверждала, что читала письма Джейн (которые не сохранились до наших дней), проливающие больше света на всю эту историю. «Из этих посланий я сделала вывод, – пишет Кэтрин, – [что согласие было дано] в мгновенном припадке самообмана… я убеждена, что она не питала к нему никакой привязанности». По мнению Кэтрин, ее тетушка испытала «некоторую досаду», а после отказа – «немалое облегчение». В этой версии страдания тети Джейн выглядят не слишком сильными, а история – вполне пригодной для семейного употребления. Все было очень просто. Только сумасшедшая согласилась бы за него выйти.
