В городе Сочи темные ночи - [6]

— Знаешь, самое интересное, что они сами этого хотели. В прошлом веке этот обычай запретили, но, несмотря на строжайшие меры предосторожности, имелись случаи самосожжения. Женщины кончали с собой не потому, что жизнь без мужа хуже смерти. — Он опять покосился на Чистякову. — Нет! Женщину толкал в костер какой-то внутренний импульс. Понимаешь?

Девочка, восхищенно глядя на мужчину, кивнула, не переставая накручивать на палец свою тонкую косичку.

Чистякова ухмыльнулась.

— Другими словами, непреодолимый призыв глубоко взволнованного духа! — победоносно закончил мужчина, перевел дух и спросил у девочки: — Как мама с папой?

— Хорошо, — ответила она и принялась за свое начавшее таять мороженое.

— Слушаешься?

Девочка кивнула, подавив вздох, потом спросила:

— Пап, мама узнать просила, ты придешь в субботу нам помогать картошку копать?

— Приду, — согласился мужчина, тоже вздохнул и добавил: — Куда ж я денусь…

Чистякова с интересом осмотрела эту пару, потом, наклонившись над своим мороженым, тихо спросила Веру:

— Интересно, кем это он ей приходится?

— Первый папа, наверное, — ответила Вера.

— Эх, — вздохнула Чистякова, — если бы моя мама за всех своих любимых замуж выходила!.. Водили бы они меня в кафе, разговаривали со мной… Была бы я умная…

— Размечталась, — сказала Вера.

И вдруг она увидела Сергея. Он подошел к стойке бара, барменша поставила перед ним бутылку "фанты" и стакан. Сергей принялся пить прямо из бутылки.

Вера отвернулась.

Чистякова с аппетитом доедала свое мороженое. Вера тоже немного поковыряла и, не выдержав, опять посмотрела на Сергея.

Он сказал что-то барменше, та засмеялась.

— Послезавтра Андрюшу провожаем, — сказала Чистякова. — Пойдешь?

Вера пожала плечами.

— А писать ему будешь?

Вера опять пожала плечами.

— Он же любит тебя.

— Он пусть и пишет…

Тут Чистякова увидела Сергея и преобразилась. Закидывая ногу на ногу и растягивая слова, произнесла:

— "Я тащусь от него, как удав по пачке дуста!"

Сергей отставил бутылку, напрягся и вспомнил, кто это.

— "Я не верю в страсть повес! Я без них в застое! Мимолетный интерес меня не устроит!.." Бросил меня! Я стою одна! Танцы кончились! Вокруг дерутся! Где мужское плечо, за которое можно спрятаться?.. Исчезло! Растворилось! Я пришла домой чуть живая!

— Здравствуй, Вера! — сказал Сергей.

Вера кивнула.

— "Слабой песенкой возник лучик однобоко… Уважаемый Сергей, я так одинока!" — Чистякова встала, подошла к Сергею и обняла его. — Это все я сама сочинила, — прошептала она ему в ухо. — Хорошо, правда?

— Замечательно! — ответил Сергей.

— А вот Вера говорит, что от моих стихов чесаться хочется, — пожаловалась Чистякова.

— Ну Вера, наверное, Пушкина любит? — спросил Сергей, освобождаясь от объятий Чистяковой.

— Люблю, — сказала Вера.

— Да! И Толстого с Достоевским, — иронически добавила Чистякова.

— А меня ты будешь любить, Вера? — Сергей сел напротив.

— Нет.

— Почему?

— Что-то я ничего не понимаю! — встряла Чистякова.

— Ты очень красивая, Вера.

— Я знаю.

— А я? — спросила Чистякова, удивленно осматривая то Сергея, то Веру.

— Вера, ты мне очень нравишься!

— Мужчина! Угомонитесь! Она несовершеннолетняя. Вас посадят! — предупредила Чистякова.

— Я искал тебя, Вера. Ходил по улицам, всем женщинам в лица заглядывал…

— Ну и как лица? — спросила Вера.

— Так себе…

— Ну, ребята, — развела руками Чистякова. — Я нижу, тут рождается большое, светлое, советское чувство!.. Не буду мешать твоему счастью, подруга! — Чистякова встала.

— Лен, ты только далеко не уходи, — попросила Вера.

Чистякова села за соседний столик к изумленно смолчавшим отцу с ребенком.

— "Счастье, как воробей, что на ветке сидит, — продекламировала она. — Эту ветку качнет, и оно улетит…" Это я сама сочинила. Правда, здорово?

— В общем… да… — согласился мужчина.

— Сигаретой угостить? — предложила Вера Сергею.

Он покачал головой, поинтересовался:

— Так и будем сидеть?

— Можем в кино сходить, — ответила Вера.

— А откуда вы так хорошо знаете обычаи индусов? — спросила Чистякова у соседа, принципиально не глядя в сторону Веры.

А Вера понимала, что все будет так, как захочет он…

И он это понимал…

Никаких сил у Веры больше не было…

Комната в общежитии была довольно грязная. Стены с облупившейся голубоватой краской. Над столом фотография иконы "Мадонна с младенцем", раскрашенная фломастером и в рамочке. Сосед по комнате купил ее на базаре у цыган. На пыльном полу, в уголке, штук двадцать пустых бутылок из-под шампанского.

Стонущие пружины железной кровати действовали на нервы.

Вера даже не успела разобраться, что она чувствует к этому человеку. Его холодные глаза действовали на нее, как и на других женщин, завораживающе. Казалось, за ними кроется большая внутренняя сила. А на самом деле за ними не было ничего, кроме скуки.

Уверенные крепкие руки налили Вере в стакан шампанского, потом ловко раздели, и она очнулась, когда по мозгам ударил скрип пружин. Но он вскоре прекратился. И глухо застучало в мозгу: надо собираться домой, трамваи ходят редко…

— Который час? — спросила Вера.

Сергей зажег настольную лампу и сказал:

— Одиннадцать!

— Мама! — воскликнула Вера и кинулась к соседней кровати, где была брошена ее одежда. В две секунды напялила ее на себя.