В горах Таврии - [29]

В Бахчисарайском отряде слушали сводку Информбюро, когда привели задержанного.

Старик подошел к партизанам, собравшимся у штабной землянки.

— Здравствуйте, товарищи партизаны!

— Здравствуйте, папаша, здравствуйте!

Из землянки вышел Македонский.

— Кто там пришел? Постой, постой… Неужели?! Григорий Александрович! — Македонский бросился к старику. — Вы ли это? Какими судьбами к нам?

— Я, я… Видишь, я, — сквозь слезы проговорил колхозный посланец, обнимая Македонского.

В теплой землянке Македонский принялся угощать ужином своего учителя. Несмотря на голод, старик не ел, любовно глядя на смуглое, дышащее здоровьем лицо командира.

— Ешьте, Григорий Александрович, ешьте! — упрашивал Михаил Андреевич.

— Говорил тебе я, Миша, помнишь, в Бахчисарае, на курсах? Когда же это было? Да в 1928 году: "Не выйдет из тебя настоящего бухгалтера!" Помнишь?

— Ничего. Ведь работал больше десяти лет. Правда, каждый год говорил себе: "Это последний год". Не любил я бумажки, бухгалтерия в печенках сидела, — оправдывался Македонский.

— Работать ты работал, да. Но настоящего порядка в бумагах не было. Помнишь, в 1939 году я от района проверку тебе делал? Здорово я ругал тогда, скажи, не обижаешься?

— Ругали правильно, за что же обижаться. Но это дело прошлое. А вот неожиданность — встретить вас здесь, в лесу. Вы же, помню, боялись даже по Бахчисараю вечером ходить, все просили: «Проводите».

— Да, Мишенька, боялся. Да и сейчас боюсь. А за эти пять дней такого труса дал, что под конец перестал понимать, где страх, а где нет. Следов ваших не найдешь, спросить не у кого.

— А как же нашли?

— Я много думал, думал и Спаи. Знали только, что в Шурах ты действовал. Состряпали мы с председателем пропуск, и я — туда. Там родственница проживает, учительница. Она долго отпиралась, прощупывала меня: "Зачем мне партизаны?" Потом все-таки сказала: "Говорят, за Коушем партизаны, у Камышлов".

— Правильно сказала. Стояли мы у лесничества Камышлы, потом каратели на нас напали, вот и перебрались сюда.

— Пришел на третий день в Камышлы… Пусто. Нашел пепел от костров. Вот по следам и плутал двое суток. Харчишек не было… да и одежонка неважная… Потом и след потерял. А сегодня уж отчаялся, шел, сам не зная куда. Решил или вас найти, или умереть в лесу, а без вас в деревню не возвращаться. Шел да шел, пока твой парнишка не остановил. А дело большое к тебе привело, народное. Слушай…

Командование Бахчисарайского отряда долго думало, что делать. И в это самое время в отряд пришел новый комиссар района Захар Федосеевич Амелинов. Он внимательно выслушал старика, пожал его маленькую руку и сказал:

— Мы пойдем в деревню.

Отряд вышел в Лаки. Старик радовался и не отходил от Македонского.

Темной ночью отряд расположился в двух километрах от Лак.

Ночью к Спаи постучались.

— Кто там?

— Это я, Григорий Александрович.

— Господи, вернулся! — Спаи впустил старика и еще двоих.

— Принимай гостей, — старик пропустил вперед закутанного в плащ-палатку широкоплечего человека.

— Здоров, председатель!

— Македонский?! Ай да молодец… Дай-ка разгляжу…

Македонский и Спаи знали друг друга мало, иногда виделись только на районном партактиве, но как же обрадовались они этой встрече!

Спаи рассказал о положении дел в селе, об угрозе фельдфебеля, о наложенной контрибуции.

— А если мы женщин, детишек, стариков отправим в разные деревушки за Бахчисарай? Там у многих родственники, а тут оставлять людей нельзя. Всякое может быть. Ты, председатель, дашь пропуск. А остальной состав пойдет к партизанам, — предложил Григорий Александрович.

— Это правильно, но время! Срок ультиматума кончается, — волновался Спаи.

— Да собери им несколько коров похуже, на первый раз. Надо их успокоить, пока мы основное дело решим, — предложил комиссар Амелинов.

Так и решили.

Македонский, уходя, спросил:

— Как у вас народ, всем можно доверять?

— Ну, Македонский, этого я от тебя не ожидал! Разве ты не знаешь наш народ? Чтобы такие люди, да что-нибудь, — обиделся Спаи. Даже старик строго посмотрел на Македонского.

— Ты что это, нам не доверяешь?

— Да что вы… Ну всякое бывает. Если бы не верил, не привел бы сюда отряд, — оправдывался Михаил Андреевич.

Македонский ушел из Лак с рассветом, за ним гнали в партизанский отряд стадо овец.

По пропускам, привезенным председателем из Керменчика, многие семьи покинули деревню, направляясь в разные стороны.

Дальнейшие события развернулись так.

Фельдфебель в обещанный день приехал, но не один. Вражеский офицер, бледный, моложавый, с хлыстом, и толстенький, напудренный румын в огромной четырехугольной фуражке осматривали деревню. Рядом шел Спаи и семенил Григорий Александрович с инвентарными книгами, потребованными фельдфебелем.

— Где хозяйство? — отрывисто спросил офицер на чистом русском языке.

— Вот в деревне все и хозяйство.

— А скот и все остальное?

— Скот угнали, так что ничего не осталось. Да не так уж много и было. Колхоз маленький, всего шестьдесят дворов.

— Вот что, председатель. Что такое колхозное хозяйство — знаю. Сам был агрономом в Фрайдорфе. Слыхал про такую колонию в Крыму? Мне нужна правда! — раздельно сказал немец.