В горах Северного Урала - [4]

— Ну, вот и тринадцатый…

Навстречу несется гул. Стонут узенькие ржавые рельсы, содрагаются стены шахт. На стыках рельсы визгливо кричат.

— Стой, жмись к стене, к породе! — торопливо кричит Реш и сам плотно прижимается к обугленной глыбе камня. Мы следуем его примеру. Черная, липкая и холодная грязь со стен ползет на нашу одежду.

Из глубины, из влажного мрака вырастает пронзительный свист: словно сказочный Соловей-разбойник сзывает своих молодцов. Рельсы, гремя оглушительнее, рокочут стальными придушенными переливами. Мы поднимаем лампочки. На наш свет ползет косматая голова каурого коня. Лошадь наваливается крутой грудью на тугой хомут, струной натягивает постромки и волочет шесть вспухших от угля вагонеток. Башкир-погонщик лежит на угле и свистит во все свои степные легкие. Его глаза закрыты. Видимо, он наслаждается высокими нотами и диким эхом подземных коридоров. Править конем ему нет надобности. В шахтах один путь — по рельсам. Да и кони привычные.

Поезд проходит, рельсы в последний раз вздрагивают и замирают. Где-то всплескивается вода. Наступает гнетущая тишина. Мне кажется, что мы попали в склеп.

— А где, вот, работает врубовая машина?

Реш растерянно смотрит на нас. Он монтер компрессорной станции, но на тринадцатом штреке станций нет, и поэтому для него план последнего штрека такая же загадка, как и для нас. Он знает лишь по рассказам о забоях с врубовыми машинами. И теперь он растерянно освещает встречные забои, прислушивается.

Проходит часа полтора в томительных поисках врубовой машины. Подземные улицы бесконечны, пустынны. Мы раза два уже присаживались, курили. В одном из забоев видели троих углекопов. Они работают вручную, обушками, особыми кирками со стальными наконечниками, которые в случае поломки заменяются новыми, запасными. Возле них в вагонетках около 60 тонн угля, а дальше задержка в работе. Требуется подорвать динамитом упрямый пласт. Запальщик обещал притти еще часа два назад, но до сих пор его нет.

— Вот чортова душа! Сдельно работаем, а его нет… — ворчит старый седой забойщик, досадливо сплевывая. — Увидите — гоните к нам.

Мы обещаем.

Поиски врубовой машины уже начинают надоедать. Мне кажется, что тринадцатый штрек не имеет конца, а врубовая машина — плод фантазии механика копей. Над головами тяжело свисают антрацитовые арки, деревянные своды крепежного леса. Вода во многих местах льется потоками, они журчат под ногами, скрываясь где-то внизу. Чугунные трубы насосов вылавливают ее там и выкидывают на поверхность.

Наконец вдали мы слышим уханье. Если бы оно было длительным и с перерывами — можно было бы подумать, что где-то поют бурлаки. Но подземное уханье частое, прерывчатое, грозное. И чем оно ближе, тем громче, оглушительнее.

— Врубовая машина!.. — радостно кричит Реш и бегом несется вперед. Его лампочка раскачивается из стороны в сторону, словно фонарь на ветру. Причудливые тени падают на стены, на крепежный лес. Капли воды играют радужными огнями. Мы спешим, стараемся не отстать от Реша.

В темном углу забоя мерцают лампочки. Три человеческие фигуры возятся около машины. Узкое, длинное жало впивается в угольный пласт. Жилистая рука горняка ведет сверла от одном стороны пласта до другой. Затем сверло вынимают, перекидывают — и работа идет немного выше. Так слой за слоем машина отрезает по несколько сот километров угля за раз.

Двое подручных еле успевают отгребать раздробленный уголь. За спинами громоздится целый вал добытого угля. Мы взбираемся на вал, спускаемся к машине. Разговаривать невозможно. Машина глушит. Но машинист на минуту останавливает работу. Черной ладонью он размазывает на лице пот, облизывает губы. На сплошной угольной маске губы становятся кроваво-красными, белые зубы горят жемчугом.

— Скоро во всех забоях машины поставим. Обушки бросим. Разве вручную нарубишь столько? — смеется он. — Стране нашей вдвое больше угля надо думать. — Он обтирает лицо, пускает машину.

Вдруг сверло застревает в угольном теле. Машина дала несколько перебоев. Сверло подалось вперед и погрузло по комель. Рука горняка напружинилась, жилы вздулись, на лбу сгрудились складки. Машинист торопливо закрыл кран, рванул сверло к себе. Все затихло. Реш бросился к стенке, осветил. Из угольной раны тонкой, неуверенной струйкой потекла ржавая вода… Вот она забила сильней… У Реша уже залиты ноги. Напор воды усилился, отскочило несколько антрацитовых осколков, вода хлынула мощным, уверенным потоком.

— Эх, врезались в четвертый уклон!.. С четырнадцатого года стоял затопленным!.. — С горечью бросает машинисту и с помощью подручных оттаскивает машину на угольный вал.

Вода клокочет. Стенки бреши осыпаются. Ржавый поток грозно наступает на нас.

— Топит ведь!.. — неожиданно кричит один из подручных и бежит к штреку. — Топит!.. Топит!.. — Будит он тревожным голосом молчаливый мрак подземелья.

— Где лебедка?!. Где телефон?!. — спрашивает Реш. Он бледен, но старается быть спокойным.

— Телефон, лебедка недалеко!

Звонят телефоны. Штрек внезапно ожил. Из мрака забоев выползали встревоженные углекопы. Лошади сгрудились у лебедки. Может быть, их придется поднимать. Животные трясут головами, прядут ушами, нюхают воздух.