В горах Ештеда - [31]

Он гнался за девушкой во весь дух, подстегивая себя этими мыслями. Сильва стрелой неслась перед ним по мягкому дерну, то сливаясь с вечерним туманом, то выныривая из него. Она уже знала, что ее преследуют, то и дело оглядывалась и, очевидно, хотела поскорей добежать до черневшего поодаль леса, где можно было легко спрятаться. Этот замысел, вероятно, и удался бы ей, от цели ее отделяло не более пятидесяти шагов, но Антош разгадал хитрость девушки. Он собрал последние силы, кинулся наперерез и неожиданно загородил ей дорогу.

Позади раздались торжествующие крики. Парни разглядели в сумерках, что Антош схватил девушку за руку.

— Держите ее, Антош, покрепче держите эту задиру, — кричали они в один голос, — пусть узнает, что мы не такие уж бабы, как она думает!

В напоминаниях не было нужды. Антош и без тою держал Сильву точно железными клещами. Словно бы вся злость старостихи перелилась в него. Он хотел, чтобы девушку постигло наказание, которое задумали парни, и смеялся над ее тщетными попытками вырваться. Но тут Антош вздрогнул, будто в него ударила молния. Сильнее сжимая девушку, чтобы она не ускользнула, он вдруг ощутил, как бьется возле его груди ее сердце. В странном смятении он невольно ослабил объятия, она же мгновенно воспользовалась этим, вырвала одну руку и сунула за пояс, пробормотав:

— Если вы не отпустите меня сию же секунду…

Антош обхватил ее еще крепче. Он не выпустил бы девушку, прикажи ему хоть сам император. Смятение неожиданно уступило место необычному ликованию. Он радовался и гордился, что в эту минуту она в его власти. Внезапно руку его словно обожгло пламенем. Ручьем хлынула кровь. Сильва полоснула Антоша ножом, который был спрятан у нее за поясом. Он невольно дернулся от жгучей боли — и власти его пришел конец. Сильва вырвала другую руку, с силой оттолкнула его, взвилась, точно форель над водой, и, прежде чем Антош успел опомниться, была уже за тридевять земель. Как видение, растаяла она, и лесная чаща грозной стеной встала перед ним.

— Ну, это тебе даром не пройдет! — кричали парни, подбежавшие наконец к Антошу и увидевшие, что он один и к тому же ранен.

Однако было ясно, что преследование придется пока отложить. В густом, темном лесу легче было поймать белку, чем Сильву. Но выходку ее решили ни в коем случае не прощать. Больше всех негодовал Тома.

— Она должна у каждого из нас попросить прощения, — бушевал он, — а не то мы… мы… мы подадим на нее в суд, да, подадим в суд! У нас для этого достаточно поводов: во-первых, она нанесла нам словесное оскорбление, а во-вторых, до крови поранила одного из нас. Господа чиновники пропишут ей за это. Я знаю, я сын старосты и разбираюсь в судебных делах.

Парни вернулись в деревню, но в тот вечер музыканты старались напрасно. Только и было разговоров, что о Сильве да о том, как бы ей почувствительнее отомстить. Танцевать ни одному из парней не хотелось.

— Вот увидите, подожмет она хвост, — заранее тешили себя обиженные. Антош немало их раздосадовал известием о предстоящей ему неотложной поездке. Но делать было нечего — и они удовольствовались разрешением действовать и от его имени.

Их настолько занимала мысль о Сильве, что они даже не удивились этой неожиданной поездке, о которой еще накануне никто не слыхал. Тем больше озадачила эта поездка соседей постарше. Ее связывали со вчерашней семейной размолвкой между Антошем и старостихой, с его нынешним подавленным видом и без конца гадали, куда же он собрался и что это ему сулит.

*

На следующее утро Антош и верно покинул деревню. Но не велел, как обычно, закладывать бричку, а отправился в путь пешком. Старостихе он только и сообщил во время завтрака, что несколько недель его не будет дома. Пусть, мол, на этот срок наймет какого-нибудь надежного приказчика, чтобы в отсутствие хозяина не запоздать с полевыми работами, Антош исчез так быстро, что у жены не нашлось и минуты ни для ответа, ни для расспросов. Но все же она успела заметить, что рука у него перевязана.

Готовая после вчерашнего разговора с мужем к худшему, старостиха начала ломать голову, какую цель может преследовать его нежданная поездка и что бы ей сказать любопытным соседям. Тут она услыхала от прислуги, что произошло вчера на лугу.

Так, значит, Антоша заткнула за пояс, посрамила и в конце концов ранила девушка! Это известие подействовало на нее точно бальзам; оно было как нельзя кстати! Мысленно она обняла Сильву, точно свою лучшую подругу. И долго еще потешалась над незадачливостью Антоша, говоря всем и каждому, что именно из-за этой истории он и уехал. Дескать, пытается избежать насмешек, расстроен, что его унизила девушка. В угоду ей люди старались делать вид, будто верят, но всякий, кто знал Антоша чуточку ближе, понимал, сколь мало должна тревожить его неудача в игре, единственное назначение которой — позабавить народ.

Собираясь в дорогу, Антош замешкался — нелегко было обходиться одной рукой — и с досады пожелал, чтобы парни, как было между ними условлено, отомстили Сильве. Но когда наутро после бессонной ночи, одиноко проведенной в каморке наверху, Антош проходил мимо луга, где накануне рубили голову петуху, вчерашнее поведение показалось ему ребячеством, а злость на девушку такой пустячной, что теперь он почти стыдился за себя. Одно служило ему оправданием: слишком уж он был тогда взволнован. Сильва в его глазах больше не была девушкой, необыкновенной смелостью и проворством которой хотелось восхищаться. Теперь он считал ее обычной мужичкой, каких в этих суровых горах вырастает немало. Он даже готов был вернуться и попросить парней, чтобы они оставили девушку в покое и не унижали себя, показывая, как оскорблены ее дерзкими речами; но тут ему вспомнилась старая примета: если желаешь удачи, никогда не возвращайся с дороги. Этот день решал, каким станет его будущее, едва ли не вся его жизнь, и он почти против своей воли подчинился предрассудку. В деревню Антош не вернулся.