В голове моей опилки... - [7]

Ларри появился как триумфатор. В красных бахилах и черной куртке, обвешанный альпинистским железом, с ледорубом наперевес. Он стоял на валуне, смотрел на нас сверху вниз, и снег отражался в его очках. Представившись, я задал тот же вопрос, который задавал каждый день вот уже две недели: «Зачем все это? Куча денег, масса опасностей?» Ларри наклонился, оперся о ледоруб и ответил: «Если ты спрашиваешь «зачем», ты ни черта не понял в этой долбаной жизни...»

Вот еще одна встреча – для понимания этой долбаной жизни и самого понятия «целеустремленность». Вернемся на пару дней назад. Когда мы сидели в «столовой» в Лобуче и делились впечатлениями от разговора со старушкой Габи, дверь тяжело отворилась, и на пороге, держась за проем, появился здоровый мужик. Охотничья куртка, камуфляжные брюки, усы на красном вспотевшем лице – однозначно, русский. «Вы откуда?», – спросил я на родном языке. «Из ада...» – ответил он. Мы познакомились. Москвичи Татьяна и Виктор решили осуществить свою мечту и отправились в Непал. Но у Виктора началась горная болезнь. Ему было плохо так, как не бывает плохо с самого тяжелого русского похмелья. Слабость, головная боль, тошнота, нехватка воздуха. Накрыв спальником, мы уложили его на скамью и принялись поить чаем. Нуру отозвал меня на улицу и сообщил, что, по его мнению, во всем виноват гид московской пары. «Я вас постоянно кормлю и пою чаем, а тот гид, наверное, экономил, вот Виктору теперь и плохо. У меня такого не бывает, я хороший гид», – похвастался Нуру, и мне захотелось дать ему чаевые.

В той же лодже нашлись еще трое русских. Я им завидовал. Еще на перевале я увидел, как с горы в долину летит голубой параплан. Валентин Дмитриевич – его хозяин – крепкий человек с седой щетиной и совершенно синими глазами. Завидовать было чему: недавно Валентину Дмитриевичу исполнилось 72 года. И приехал он не на треккинг, а чтобы достать старый параплан, вмерзший в ледник где-то на 6 500. Ни одно российское мероприятие, будь то «Лыжня России» или международная экспедиция на Северный полюс на собачьих упряжках, не обходится без Дмитрича. А тот параплан он самолично закопал на склоне, куда его принесло ветром, когда облетал ледник Кхумбу, чтобы с воздуха определить самый безопасный путь на Эверест. Спускался «дед» Валентин со сломанной ногой...

Завидовал я и Сереге, моему погодку. Он с отцом путешествовал по Гималаям, чтобы написать курсовую работу по индуистике. Учится и живет Серега в Гамбурге, его отец – то там, то в Москве, автомобилями занимается. Как бы это так умудрится наладить жизнь, чтобы средний российский студент, пишущий работу по фламандской живописи, мог посетить европейские музеи за счет института? С Серегой, его отцом (забыл, как зовут уже, вот ведь) и Валентином Дмитриевичем мы облазили все окрестности Лобуче. Добрались даже до итальянской метеостанции «Пирамида». Она и в самом деле пирамида с гранями, покрытыми солнечными батареями. Нам нужно было позвонить. Итальянцы сначала вежливо не понимали сути просьбы, а потом прямо заявили, что не дадут, потому что телефон сломался, но мы можем переночевать у них... за сто евро.

На следующий день мы в отличном настроении позавтракали, собрали рюкзаки и готовились пойти к подножию Эвереста и на вершину горы Калапаттар. Ночью Виктору стало хуже, Галина не спала, меняя мокрые повязки на его голове, отпаивая чаем. К завтраку он вышел бледный и пошатывающийся. Есть не стал, зато медленно, на подкашивающихся ногах полез вверх по склону, чтобы попытаться приспособиться к высоте, а если станет еще хуже, быстро спуститься. Ему мучительно хотелось увидеть Эверест, и ради этого он готов был пожертвовать, если не жизнью, то многим. Но не срослось, и теперь перед ним была только одна дорога – вниз, где больше кислорода, где отпустит «горняшка»...

Мы уже почти вышли из поселка, Валентин Дмитриевич балагурил и показывал, как он будет слетать со склона на своем параплане. Серега что-то писал в блокноте на ходу, Андрей забегал вперед и снимал наш маленький отряд.

Когда я оглянулся, то увидел, как Татьяна поддерживает Виктора, который машет нам вслед в своей нелепой охотничьей куртке. Горы не пустили его, и он отчаянно завидовал нам. И желал удачи...

***

Журналистика, бессердечная ты сука. И гордыня – грех, и слава – филиал ада. А редакторат – подручные его. Из огня да в полымя кидали меня. Выжимали, как губку, после ночей под обстрелами или экспериментов над собственным телом и психикой. Искали в эмоциональном вареве оголенные нервы, дергали, трепали и требовали подробностей, топоча копытами, потрясая трезубцами. А потом, опустошенного, удовлетворенно отбрасывали, сыто отрыгивая. Утирая капли крови с уголков ртов, милостиво наливали стакан традиционной российской валерьянки. Той, от которой сгорают за месяц, да чертей-редакторов по углам видят. На, подлечись, на следующей неделе тебе предстоит сошествие в ад. Но не таков я оказался, чтобы вернуться оттуда в белоснежной сорочке и сияющих туфлях. Не Бонд, не Джеймс Бонд ни разу. Возвращаешься оборван, нищ, похмелен и пуст...