В годы испытаний - [113]

Поверженные в прах города… Улицы, похожие на каменоломни. И походные кухни, из которых советские бойцы раздают суп голодным жителям…

В частях и подразделениях проходят митинги, в дивизиях — торжественные парады. Пробитые пулями и осколками знамена с бантами муаровых орденских лент; опаленные войной, но сияющие лица победителей. На кителях и гимнастерках — ордена и медали. Золотые Звезды Героев Советского Союза, ордена Славы, медали «За отвагу»… Много наград, много и дорог позади, много боевых успехов, сконцентрированных теперь в великой победе.

У всех праздничное настроение… Новизна мира после четырех лет войны ошеломила бойцов. Никому просто не верится, что больше не нужно будет подниматься в атаку, форсировать реки, штурмовать укрепления врага, что больше не просвистят у виска пули, не будут рваться снаряды и пикировать вражеские самолеты.

Пока наш солдат воевал, его мысли всегда были сосредоточены на задачах, которые были еще впереди. Защитим Сталинград, отстоим Кавказ, не отдадим врагу город Ленина, форсируем Днепр, освободим Варшаву… Он, наш солдат, отстоял Москву, взял Берлин и только теперь, когда оглох от тишины, когда осознал, что, победив врага, сам остался жив, задумался. Задумался о том, как дорого досталась советскому народу победа, о том, сколько храбрых, бесстрашных, благородных воинов Отечества, его боевых друзей, полегло между Волгой и Шпрее. Он вспомнил, какими темными волнами накатывались события в суровые годы Великой Отечественной войны.

Молниеносный удар гитлеровской армии — и повержена Франция. Огнем и мечом фашистские орды прошлись по цветущим полям Бельгии и Голландии. С меловых круч у Дюнкерка фашистский вермахт сбросил в холодные воды Ла-Манша остатки разгромленной английской армии генерала Александера. Лязг гусениц и топот кованых сапог уже тогда набатом бил в виски Европы… Близорукие, самодовольные, с антикоммунистическими, антисоветскими шорами на глазах правители многих стран Европы поняли: их ожидает то же самое, дело только во времени. И это время пришло. По всей Европе зачадили костры, зажженные фашистской инквизицией. В распоряжении бесноватого фюрера — этой ничтожной и зловещей личности — оказались все арсеналы Европы от Атлантики до советских границ.

Тогда в лагере фашизма ликовали. Типичный и очень яркий пример фанфаронства отживающего мира. Империалисты за руку привели к власти Гитлера, который по своему образцу и подобию сформировал правительство политических бандитов, с расчетливой методичностью приступивших к осуществлению плана превращения всей планеты в один гигантский концентрационный лагерь. Теперь уже известно, с какой точностью германский генеральный штаб разработал и расписал по месяцам и дням планы захвата Арабского Востока, Индии, Южной Америки и США. Над народами земного шара, все время разрастаясь при попустительстве империалистических кругов, нависла угроза коричневой чумы.

Но ликование в стане врага больше походило на пир во время чумы, чем на торжество покорителей Европы. Гитлер допустил коренной просчет. Начало конца фашизма наступило в то ясное, солнечное утро, когда тишину полей нашей страны нарушил грохот фашистских танковых двигателей, гул вражеских воздушных армад, топот кованых сапог солдат вермахта. Фашистская разведка работала неплохо. Гитлеровцы располагали данными о численности Красной Армии и ее техническом оснащении. И по арифметическим подсчетам фашистских стратегов получалось, будто бы Германия намного сильнее. Но им было невдомек, что для изучения оборонной мощи Страны Советов одних математических выкладок недостаточно. Они не учли, что кроме материальной силы есть сила духовная, которая не поддается арифметическому подсчету. И это вынужден был признать один из главарей фашистской Германии Геринг на Нюрнбергском процессе. «Как показал ход войны, — отвечая на вопрос обвинителя, говорил он, — мы о многом не знали, а многое не могли даже подозревать. Никакая, даже самая активная, агентура не может выявить истинный военный потенциал Советов. Я не говорю о численности Красной Армии, о числе советских пушек, самолетов, танков. Это мы приблизительно знали. Я не говорю о мощи, мобильности промышленности. Это было также нам известно. Я говорю о людях. Мы не знали и не понимали русских. Русский человек всегда был загадкой для иностранцев, и это оказалось для нас роковым»[60].

Герингу, как и другим фашистским извергам, подобным ему, было невдомек, что дело вовсе не в загадочной русской душе. Наша армия, как известно, по своему составу была многонациональной. Преданность идеалам коммунизма, социалистической Родине, животворный советский патриотизм и интернационализм, воспитанные партией у советских людей, — вот основа несгибаемости духа, мужества я героизма советского солдата, вот почва, которая вырастила Матросовых и Космодемьянских, Смирновых и Талалихиных, из которых состояла вся наша армия. Вот откуда юношеское «безумство храбрых» уже пожилых бойцов Красной Армии, народных мстителей. Вот откуда непостижимая мудрость и оптимизм двадцатилетних юношей и девушек, которые, будучи обреченными на смерть, учили выдержке и спокойствию своих отцов и матерей, старались облегчить их страдания, приобщить к миру своих высоких коммунистических, революционных идеалов. Коллективный, массовый героизм советских людей исходит из коммунистического начала.