В годы большой войны - [136]

Его «спасли» в третий раз, чтобы продолжать пытки.

Но вдруг, без видимых причин, пытки на Принц-Альбрехтштрассе прекратились.

Следствие по делу Шульце-Бойзена вели два криминальных советника: сотрудник следственного отдела гестапо оберштурмбаннфюрер СС Панцингер и его помощник Копкоф, специалист по коммунистическим подпольным организациям. Как ни строга была охрана, заключенным все же удавалось обмениваться тюремными новостями. Харро Шульце-Бойзена пытали особенно жестоко — зажимали руки в тиски, применяли «испанские сапоги» времен инквизиции, обжигали глаза ультрафиолетовыми лучами, сочетая средневековую и современную технику пыток. Харро молчал, и было ясно, что он ничего не скажет. Но вдруг на одном из допросов Харро заговорил. Следователь Копкоф записал в протокол его показания:

«Обер-лейтенант Шульце-Бойзен утверждал, что, работая в министерстве авиации, похитил, сфотографировал и положил обратно в сейф некоторые совершенно секретные документы, составлявшие исключительно важные государственные тайны. Фотокопии документов он переправил в Стокгольм, где они и находятся сейчас у надежных людей. В любой момент они могут быть переданы представителям Англии или Советской России. Несомненно, что опубликование документов подорвет престиж германского правительства, вызовет негодование внутри страны. Шульце-Бойзен сказал следователю: если власти не хотят, чтобы компрометирующие их материалы попали в руки военных противников Германии, он, Харро Шульце-Бойзен, готов содействовать этому при выполнении двух непременных условий. Первое: следователи должны немедленно прекратить пытки всех арестованных. Второе: в случае, если военный суд вынесет смертный приговор кому-нибудь из заключенных, то приговор этот не должен приводиться в исполнение в течение года, то есть не ранее первого января сорок четвертого года…»

«О каких документах вы говорите? — спросил обеспокоенный следователь. — У кого они находятся?»

Шульце-Бойзен отказался отвечать на вопросы Копкофа. Он объяснил, что копии документов остаются единственным средством защитить арестованных от произвола гестапо. Харро добавил, и Копкоф тоже записал это в протокол допроса:

«Если господин рейхсмаршал Геринг желает узнать, о каких именно документах идет речь, пусть он лично просмотрит и вспомнит наиболее секретные материалы, лежащие в сейфах архива его министерства».

Конечно, следователь Копкоф немедленно доложил обо всем своему прямому начальнику Панцингеру. Ошеломляющее известие тут же стало известно начальнику гестапо Мюллеру, от него — Гиммлеру, дальше Герингу и в тот же день было доложено Гитлеру.

«Возможно, это умный шантаж, Шульце-Бойзен хочет избавиться от неприятных допросов», — предположил Гиммлер, когда Геринг позвонил ему в управление безопасности.

«А если он действительно располагает секретными документами и способен осуществить угрозу? — спросил Геринг. — От него всего можно ожидать! Не решив этого вопроса, мы не можем начинать судебный процесс!»

Рейхсмаршал Геринг больше других опасался разоблачений. Его сейфы хранили такие тайны, из которых любая могла стать в руках противника бомбой замедленного действия. Ярость и тревога охватили рейхсмаршала.

«Я предлагаю нещадно сечь этого мальчишку! Бить до тех пор, пока он не скажет, где документы. Бить, бить и никаких условий!» — гремел он.

Гиммлер согласился. Харро Шульце-Бойзена повели в подвал, сорвали с него куртку, бросили на скамью и принялись сечь плетью из бегемотовой кожи. Когда экзекуция прекратилась, он с трудом поднялся со скамьи и, прислонившись к стене, сказал:

«Этим вы ничего не добьетесь… Но имейте в виду — Гитлер рискует многим. Так и скажите ему. Это говорит Харро Шульце-Бойзен…»

Узника били плетью еще несколько раз. Он твердил свое: «Берегитесь, даже из ваших застенков я имею возможность передать на волю сигнал, по которому раскроются самые грязные дела фашистской Германии…»

О какой же тайне тайн гитлеровской Германии могла идти речь, если так разволновались ее правители? Их было много: поджог рейхстага, истребление евреев, расстрелы военнопленных, лагеря смерти… Возможно, главарей рейха пугало разоблачение другой тайны, которую прознал Шульце-Бойзен и к которой был причастен рейхсмаршал Герман Геринг.

Это случилось на рассвете десятого мая сорокового года. Немецкие бомбардировщики 51-й эскадрильи специального назначения, именовавшейся «Эдельвейс», поднялись по приказу Геринга в воздух и разбомбили свой, немецкий город Фрейбург, расположенный в Северной Германии. В тот же час германские войска перешли в наступление — Гитлеру требовался повод для того, чтобы начать боевые действия на Западе. В налете на Фрейбург обвинили англичан. В жертву принесли собственный город и его жителей. В тот же день берлинское радио опубликовало сообщение о налете британской авиации на Фрейбург, клеймило вероломных англичан, диктор призывал к возмездию и сообщил о начале боевых действий на Западе.

Нацистских провокаций было много, и у Геринга были все основания опасаться разоблачений Харро Шульце-Бойзена.

Нападению на Польшу предшествовала провокация в приграничном городке Глейвице, когда немецкие уголовники, одетые в форму польских солдат, напали на германскую радиостанцию, а затем их всех отравили, чтобы не осталось свидетелей…