В году 1238 от Рождества Христова - [8]
– Будь здоров княже! Звал? – Такой же рослый, но куда более массивный и с густой сединой в темных волосах Ждан наклонившись, откинул полог полуземлянки, недавно отрытой воинами для своего командира.
Ждан был незаменимым помощником. Не была бы киверичанская сотня столь послушной и боеспособной, если бы не он. Он лично и подбирал и обучал людей, делал из них настоящих воинов. Причем в сотне были не только уроженцы Киверич и деревенек также являвшимися вотчинами Милована, но и из более дальних деревень утраченных еще далекими предками Милована. Но и в тех деревнях тоже жила память, что их предки, когда-то жили руководимые племенными князьями из рода, к которому и принадлежал Милован. И они с удовольствием сбегали из своих домов от новых хозяев в Киверичи и там записывались в сотню. Случались скандалы, новые вотчинники жаловались Великому Князю, на такой «разбой». Но Великому Князю нужны были боеспособные войска, а кривичанская сотня всегда в этом плане отличалась в лучшую сторону. Потому Юрий Всеволодович на «разбой» смотрел сквозь пальцы… хоть и не забывал, имел в виду, надеясь при случае предъявить соответствующий счет. Милован же удивлялся, сколько уже поколений минуло, как те деревеньки перешли к другим хозяевам, а смерды в них, вроде бы совершенно тут ни в чем не заинтересованные, не все ли равно, кто были господа у их далеких предков, кому и сколько платили оброка, дани. Так нет, помнят, что они кривичи и господа у них были их однокровные князья, не то что сейчас, когда все вокруг зовутся русскими, а господствуют над ними господа, с которыми у них нет изначального племенного родства.
В основном в сотню брали молодых людей с детства проявлявшими хорошую сноровку в охотничьем деле. То есть, умевшим хорошо стрелять из лука и быстро бегать на снегоступах или без оных. Ну и проявлявшим смелость – на того же медведя с рогатиной трус не пойдет. Потом уже в сотне их обучали верховой езде, владеть мечом, боевым топором и прочим бранным премудростям. Были в сотне и потомственные воины, из тех еще, чьи отцы служили под началом отца Милована. Но таковых насчитывалось немного, основной состав сотни был набран пять лет назад, когда сотским стал Милован. Попасть в сотню и служить под началом князя считалось великой честью, да и жизнь у оружников была хоть и рисковой, но куда как приятней и веселей, чем у простых смердов, чей удел работать от зари до зари. Конечно, содержание сотни тяжелым бременем ложилось на вотчину Милована, но иначе было нельзя. Если бы он не служил в великокняжеском войске и этой последней вотчины его наверняка под каким-нибудь предлогом лишили.
– Будь и ты здоров, Ждан. Сколько раз тебе говорил, не величай меня князем. Не ровен час кто-нибудь донесет Великому Князю, а он этого очень не любит, князьями величать можно только его и его родню, сам знаешь, – в очередной раз, как бы мимоходом, пожурил своего наставника Милован.
– А я тебе Мил, скажу, как всегда говорил, ты князь для нас, а про донос… Кто здесь доносить-то будет, тут все вокруг свои, а соглядатаи воеводские они на том берегу остались, – не сомневался в своей правоте Ждан.
– Ладно, ладно… не для споров позвал я тебя. Совета спросить хочу, – Милован кивнул на грубо сколоченные из тесанных бревен скамейку, приглашая Ждана присесть.
– Чего ж не присоветовать, можно. Говори князь, – Ждан уселся на лавку.
Милован подкинул березовых поленьев в выкованную в киверической кузне походную печку, служившую не только источником тепла, но и в некоторой степени света:
– Не верю я, что татары сюда не идут, хоть наша разведка их и не видала. Чую я они где-то здесь не далеко. А ты как думаешь?
Ждан не спешил отвечать. Ему стало жарко в его шерстяном шабуре. Он снял его и остался как и Милован в колонтыре, кожаной длинной рубахе с нашитыми железными пластинами. Раздумывая, он почесывал свою широкую лопатообразную бороду:
– Знаю я Мил не более твоего. Но думаю, правильно сделал, что сотню из деревни увел. Если татарва нагрянет, они тут нас могут и не найти. А с полком мы там верняк пропадем, особливо с таким воеводой как Дорож.
– Да не так все оно. Думаешь, я специально сюда схоронился, чтобы вместе с полком не пропасть? Наоборот, я вперед вышел, чтобы случай чего татар встретить и полк зарань упредить, – с некоторой долей возмущения попытался опровергнуть не совсем благородные домыслы Ждана Милован.
– Как не так, все оно так. Вот ты разведку посылал, они за двадцать верст бегали, а ни то что татар, вообще никого не встретили, даже сбегов не видали. А чем это говорит?… О том, что татары нас тут плотно обложили, что ни один сбег сюда не смог дойти, не пропускают сюда никого они, – довел свое видение ситуации Ждан.
– Вот оно как. А ведь ты пожалуй верно зришь, – желавки заходили на аскетичных скулах Милована. – Если как ты говоришь, обложили, то они не с одной, а со всех сторон могут нагрянуть… Что делать-то будем?
– Я тебе свое слово сказал, а что делать не мне, а тебе решать, ты князь.
На этот раз Милован не стал упрекать Ждана за именование его фактически давно утраченным его предками титулом. Он в раздумье морщил лоб, явно не находя однозначного решения:
Бывший майор спецназа Алексей Сурин и бывший боевик Исмаил живут в Москве: Сурин работает начальником охраны в крупной фирме, Исмаил менеджером в фирме у «московских чеченцев». И никогда бы не свела их судьба, если бы Сурин не был косвенно причастен к гибели семьи Исмаила. Брат погибшей во время «зачистки» жены Исмаила Ваха, тоже бывший боевик, находит Сурина и требует от Исмаила помощи в совершении кровной мести. Исмаил не хочет мстить, но вынужден помогать Вахе. Ваха вынашивает план похищения всей семьи Сурина, отдыхающей на даче.
Тема межнациональных отношений в современных отечественных СМИ и литературе обычно подается либо с «коммунистических», либо с «демократических», либо со «скинхедовских» позиций. Все эти позиции одинаково чужды среднему русскому человеку, обывателю, чье сознание, в отличие от его отцов и дедов уже не воспринимает в качестве «путеводной звезды» борьбу за дело мирового пролетариата, также как и усиленно навязываемые ему пресловутые демократические ценности. Он хочет просто хорошо и спокойно жить, никого не унижая по национальному признаку, но при этом не желает чувствовать себя в своей стране менее комфортно в моральном плане, и быть беднее в материальном наиболее «пассионарных» нацменьшинств.Автор этой книги не претендует на роль носителя истины в последней инстанции.
В Российской Истории армия всегда играла наиважнейшую роль. Потому интересны не только связанные с ней знаковые события, но и ее внешне незаметная внутренняя повседневная жизнь. В сборнике отображены фрагменты армейских будней, как мирного, так и военного времени. Героями повествований являются солдаты и офицеры участники Великой Отечественной и Чеченских войн, курсанты военных училищ, советские военнослужащие и члены их семей, несущие службу в отдаленных гарнизонах. Рассказы написаны как на основе собственного солдатского, курсантского и офицерского опыта автора, а так же того, что он узнал от своих родственников, сослуживцев, знакомых.
Повесть о не случившейся любви. 1975 г., 23-х летний Володя на танцах встретил юную Катю и, что называется, влюбился с первого взгляда. Но, увы, отношения между ними так и не завязались. Виной тому стала разница в возрасте, которая 17-ти летней Кате показалась слишком большой и то, что девушка заранее поставила себе цель: сначала выучиться, а все остальное потом. Жизнь еще дважды их сводит, в 1981 и в 1997 г.г. Кате уже не кажется, что меж ними такая уж большая разница в возрасте, но, как говорится, поезд ушел.
Москва 1997-98 г.г., до и в период дефолта. В романе присутствуют две параллельные линии. Производственная, в которой имеют место и пьянки, и драки, и воровство, и «стукачество», и на выходе вроде бы реальное золото, добываемое из радиодеталей. Вторая линия, это приобщение к миру прекрасного, истинным ценностям – произведениям искусства. Золотой телец, которому поклоняются многие, не есть высшая мировая ценность, таковыми являются творения человеческого гения.
Разве могут мирно соседствовать, или даже сосуществовать в рамках одного государства народы когда-то кроваво враждовавшие? Пример русских и татар, русских и немцев наглядно говорит – вполне могут, несмотря на «тяжелую» историческую память и различные вероисповедания. Но есть и обратные примеры: некоторые народы бывшей Югославии, израильтяне и палестинцы, индуисты и мусульмане в Индии, негры и белые в США. Они рознятся не столько по религиозной принадлежности или цвету кожи, они несовместимы по ментальности.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.