В глубине души - [42]

Однажды на пороге бывшей комнаты Марии Ивановны Люсик увидел Регину. Он не сразу узнал в этой измотанной неухоженной тетке свою жену. Регина выглядела на двадцать лет старше той женщины, которую зафиксировала его память. Она стояла в дверном проеме, в старом, изношенном до дыр халате, и во всем ее облике было что-то сильно смахивающее на сумасшедшую старуху, которую много лет назад из этой комнаты увезли в психиатрическую больницу. И тем сильнее поразили Люсика слова, которые произнесла Регина прямо с порога.

— Ты совсем сошел с ума, — сказала она, обводя взглядом его бумажное царство.

— Кто, я? — удивился Люсик.

— Ну, а кто же еще! — устало вздохнула Регина, зашла в комнату, прикрыла за собой дверь, огляделась по сторонам и, не найдя ничего лучшего, уселась на одну из коробок, — знаешь, я уже давно смирилась с тем, что у меня нет мужа.

— Как это нет! — взбудоражился Люсик. — Я здесь! Я еще живой! — Для убедительности Люсик даже похлопал себя руками.

— Живой! — Регина горько усмехнулась. — Да разве это жизнь! Ты за последние годы хоть раз поинтересовался, на какие деньги мы влачим это жалкое существование? Ведь ты же не видишь ничего вокруг себя, кроме своих книг, ты даже не заметил, что умерла моя мама.

— Как умерла? — испугался Люсик. — Мы же ее отвезли в больницу.

— Отвезли, три года назад, только из больницы она не вернулась. Ты хоть раз спросил, здорова ли я, как дела у твоей дочери.

— У моей? — Люсик вскинул на Регину удивленный взгляд. Какой смысл Люсик вкладывал в этот вопрос, оставалось неясным. Может быть, Люсик хотел подчеркнуть, что Вика является не только его дочерью, и тем самым поделить ответственность на двоих? Но Регина, как всегда, поняла все буквально. Она посмотрела на мужа пробирающим до костей взглядом и с неподражаемым равнодушием произнесла:

— Не вижу ничего удивительного в том, что ты забыл о наличии у тебя ребенка. Странно, что ты вообще еще дорогу домой находишь. Неужели ты не видишь, что служишь призракам, что твое время давно ушло, что весь этот хлам, — Регина обвела рукой комнату, — уже давно никому не нужен.

— Регина! — На лице Люсика появилось выражение священного ужаса. — Как ты можешь называть книги хламом!

— Лазарь, — Регина тяжело вздохнула, — люди книги на помойку выносят, не до книг им сейчас, понимаешь. Все, что ты когда-то приобретал за большие деньги, теперь ничего не стоит. Посмотри, книжные магазины забиты. А ты все покупаешь, покупаешь, вместо того, чтобы хоть что-нибудь попытаться продать. Я знаю, тебе тяжело признать, что дело всей твоей жизни потерпело банкротство. Ну, что ж теперь делать! Ты не один. Вся страна потерпела банкротство. Если бы мы были помоложе, то, наверное, могли бы начать все заново, организовать какой-нибудь бизнес, что ли, сейчас такие возможности. Но мы слишком устали, у меня ни на что нет сил.

Все это время Люсик сидел нахохлившись, как больной воробей. Вот и она про бизнес, думал он, глотая комок в горле. Куда подевалась та девочка, которая шептала ему в ухо: не хлебом единым жив человек. Что сделалось с ними со всеми? Почему они перестали походить на людей?

Регина молчала, она смотрела перед собой невидящим взглядом и о чем-то думала.

— Это неправда! — вдруг воскликнул Люсик.

От неожиданности Регина подпрыгнула. В тишине комнаты голос мужа прозвучал неожиданно резко.

— Что неправда? — Регина с удивлением посмотрела на Люсика.

— Все, что ты говоришь, неправда! Потому что все настоящее безвременно, а моя коллекция настоящая! Понимаешь? Это настоящая культурная ценность! И она не поддается тлению, которому подвержено все вокруг. Мы все умрем, а мои книги будут жить вечно! И не беда, что сейчас никто не дает за них настоящую цену, их ценность все равно не измеряется денежными знаками.

— А чем, чем она измеряется? — воскликнула Регина. — Ты благородная натура, тебя денежные знаки не интересуют, потому что их для тебя добывают другие.

— Неправда, — обиделся Люсик, — я тоже получаю пенсию!

— Пенсию! — Регина недобро усмехнулась. — Да на твою пенсию ты не смог бы прожить и нескольких дней! И где она, твоя пенсия? Я лично ее ни разу не видела. Ты все спускаешь на свои книги и даже не замечешь, что мы с дочерью торгуем тряпьем на рынке.

— Неправда! Наша дочь работает врачом в поликлинике.

— Эх, Лазарь, Лазарь! — Регина встала, подошла к мужу и, усевшись рядом, обняла его скованные недоумением плечи, — ты идешь мимо нашей жизни, как мимо пустого места, потому что для тебя пустым является все, что не заполнено книгами. Вика уже давно оставила службу в поликлинике.

— Почему? — вяло поинтересовался Лазарь. — Она не должна была этого делать.

— Конечно, не должна, — устало вздохнула Регина, — но в поликлинике ничего не платят, а у нее на руках два старика.

— Я не старик! — встрепенулся Лазарь.

— Ты не старик, — Регина погладила мужа по костлявой спине, — ты безумец, а безумец в семье — это дорогое удовольствие.

Лазарь не возражал. Конечно же, он безумец, если за норму взять то, что происходит вокруг. Так что если они все нормальны, то лучше уж он будет оставаться сумасшедшим.

Теперь они сидели молча, и Люсик чувствовал слабое тепло женщины, которую когда-то любил, и этого тепла было так мало, что оно не в состоянии было пробудить в душе Лазаря ничего, кроме печали.