В глуби веков - [18]

Самая страшная резня началась в воротах. Персидское войско, спасаясь от македонян, вернулось в город. Но не все успели туда вбежать. Ворота захлопнулись, и тех, кто остался у закрытых ворот, македоняне убили. Убили всех.

Разгоряченные битвой и победой, македонские отряды были готовы лезть на стену, город был в их руках…

И вдруг прогремела труба. Отбой!

Царь остановил сражение.

Полководцы устремились к нему — рассвирепевшие от побоища, с окровавленными мечами в руках, недоумевающие, возмущенные. — Если мы сейчас ворвемся в Галикарнас, — сказал Александр, — он будет разрушен. Зачем нам в наше владение получать развалины? Подождем. Я думаю, что теперь, видя, как мы сильны, Мемнон сдаст Галикарнас.

Ночью, когда менялась вторая стража, в крепости вдруг запылала большая деревянная башня, с которой персы поджигали вражеские машины. И сразу вдоль всех стен города жарко вспыхнули деревянные портики. В то же время загорелись стоящие у самой стены дома. Ветер раздувал пламя, охватывая город. Галикарнас горел.

Александр проснулся от криков тревоги. Его шатер был полон зловещих красных отсветов. Схватив меч, он выбежал из шатра. Над городом в черном небе полыхало зарево.

— Это Мемнон! — охрипнув от ярости, крикнул Александр. — Это он! Я знаю! Немедленно в город! Тушить! Поджигателей убивать на месте!

И сам, надев доспехи, поспешил в горящий Галикарнас.

Живыми в крепости остались только жители, которых находили в домах; они не воевали и не поджигали. Но все, кто воевал, и весь персидский гарнизон погибли под македонскими мечами. Александр рыскал по городу, искал Мемнона, искал его наемников, убивал поджигателей и снова искал Мемнона. Уж теперь-то Александр доберется до него!

Мемнона не было. Наконец галикарнасцы рассказали: Мемнон велел поджечь город, а сам со своими военачальниками, сатрапами и наемниками ушел на персидские корабли, подошедшие в темноте, и уплыл на остров Кос.

Наступил рассвет. Царь македонский, почерневший от дыма, в обгорелом плаще, нахмурясь, смотрел на погибший город. Разваленные дома, черное пожарище. На безмолвных улицах — неподвижные тела убитых. Кое-где еще тлеют красные головни, ветер поднимает седой горячий пепел над провалившимися крышами, над грудами кирпича и глины…

Александр вернулся в лагерь, отдал приказ:

— Павших похоронить с почестями. А что осталось от города — сровнять с землей!

— Царь, — доложили ему, — на горах засели персы. И с ними наемники.

Александр устало махнул рукой.

— Пусть сидят там. Нам не время возиться с ними. Царица Ада сама закончит войну здесь. Какое значение имеют теперь эти жалкие отряды? Галикарнаса больше нет.

ЛИНКЕСТИЕЦ

Снова дороги войны. Снова костры военных лагерей, маленькие города побережья, покорно открывающие свои ворота македонским фалангам, короткий отдых, пополнение припасов, и опять дороги…

Пармениона Александр отправил в Лидию, в Сарды. Он дал ему большое войско и велел взять с собой обоз. Вместе с Парменионом он отослал и Линкестийца с его конницей. Пусть они проведут зиму в Сардах, а потом встретят царя во Фригии.

Незадолго до этого у Александра с Парменионом произошел неприятный разговор. Узнав, что царь собирается идти дальше по азиатскому побережью, Парменион попросил выслушать его.

— Царь, не сочти это трусостью или усталостью, — сказал он, — страха я не знал никогда, а рука моя еще крепка, чтобы держать меч. Но скажи: зачем тебе продолжать этот поход? Пока все идет счастливо для нас, но боги могут изменить нашу судьбу. Царь Филипп хотел отвоевать эллинские города, закрепить их за собой, утвердить свою власть над Элладой и вернуться в Пеллу. Так вот я и думаю, царь, не пора ли и нам завершить здесь наши дела?

Александр смотрел на него с изумлением.

— Завершить наши дела, Парменион, теперь, когда мы побеждаем! Клянусь Зевсом, я тебя не понимаю. Разве менее могущественной станет Македония, если мы завоюем все побережье? А мы его завоюем. Я это чувствую, я это знаю. И мне нужно только одно, клянусь богами: если кто-то не хочет помочь мне, то пусть хотя бы не мешает!

Парменион увидел, что в глазах Александра начинают сверкать гневные огни. С царем Филиппом еще можно было поспорить, но тут лучше не вступать в спор. И Парменион, подчиняясь приказу царя, ушел в Лидию. А царь со своим войском продолжал путь по берегу Срединного моря. С каждым днем спадала жара, дышать становилось легче. Начинались зимние дожди. Македоняне удивлялись:

— Это и есть зима? У нас уже снег на горах.

— Да. Вьюга теперь завывает в ущельях, без мохнатого плаща не выйдешь.

Почему-то приятно было поговорить об этом — о снежных буранах, об озерах, покрытых льдом… И о том, как хорошо прийти в жарко натопленное жилище, и как это красиво, когда идет тихий, густой снег.

Середина зимы застала Александра в Ликии[*], маленькой приморской стране, окруженной горами. Главный город ликийцев Фаселида стоял на берегу моря. Город был богатый, торговый, с тремя гаванями. Фаселиты навстречу македонскому царю выслали посольство. Старейшины города покорно попросили у Александра дружбы и увенчали его золотым венком…

Александр уже привык принимать золотые венки. Он уже не волновался, не краснел от радости и гордости, а считал, что это так и должно быть, что города и страны, через которые лежит его путь, обязаны принимать его с почестями, если не хотят испытать силу его меча.