В фиордах, где не заходит солнце - [9]

— Гам!

В штанине моей огромная зияющая дыра. А штаны — единственные выходные. Я собирался наносить в них визит норвежскому губернатору. Пожевал пес выдранный лоскут, выплюнул его и смотрит на меня злыми глазами, недвусмысленно жаждущими не только материи, но и собственного моего мяса. Даже и не помню, как очутился я за стоявшим неподалеку вездеходом геологов.

Оказывается, лезть в друзья к собаке, не изучив предварительно ее биографии, не следует. Бедняге боксеру обрезали уши, когда он был уже достаточно взрослым. Он прекрасно помнит эту операцию и терпеть не может, если кто посмеет коснуться его ушей. Не приведи бог — вдруг снова резать будут?! Теперь я это знаю, но штаны безвозвратно погибли…

Тихонько переодеваюсь в запасную «брючную пару» Юрия, и мы как ни в чем не бывало возвращаемся к компании. Тут уже вовсю обсуждаются планы предстоящих маршрутов. А так как присутствуют на торжестве и команды вертолетов, призванных обслуживать экспедицию, то намечается и очередность полетов, места заброса групп, точки, куда следует завезти запасные бочки с горючим, и т. д.

Геологи торопятся. Самый разгар сезона. Лето. По утрам термометр подымается до трех градусов тепла! А вчера и сегодня в полдень — даже до плюс четырех с половиной! Что там говорить — жара. Ледники тают, а они, геологи, сидят на баренцбуржской базе и бездельничают. Позор, да и только!

И вот уже новая «ночь». Над сушей и морем плывут клочки тумана, сгущаются и вновь бесследно исчезают. И опять небо, море, ночь полны солнцем. Давненько уже не видел я темноты, зорь, закатов и восходов. Которые сутки купаюсь в сплошном свете — ясном, ярком…

Опять плывет над морем пронизанный солнцем туман.

3

Вертолетов — два. Их экипажи — двенадцать человек. Летают зимою и летом, днем и ночью, не летают только тогда, когда больше всего нужно!

После столь отличного, до голубизны вычистившего небо северного ветра — сиверка, что дул «ночью», снова потянуло с юга. На той стороне фиорда, из-за горы, выдавливаются тучи, словно серая вата из туго набитого мешка. Ползут и ползут. Совсем закрыли вершину Алкхорнета. Дотянулся до нас хвост циклона, свирепствовавшего над Карским морем.

Вокруг ферм Чернова, по поднятым над землей на деревянных стойках коробам с трубами отопительной системы, разгуливает куцый кот с отмороженными ушами. Полхвоста, видать, тоже мороз у него отгрыз.

Моросит дождичек. И настроение под стать ему — серое, скверное, даже на душе муторно.

Большие белые чайки-бургомистры, сидящие парочками на крышах ферм, повернувшись друг к другу, орут свое «кли-кли-кли!», потом, раскачиваясь и еще шире раскрывая клювы, принимаются неблагозвучно мяукать, словно мартовские коты. Другие сидящие рядками на коньках крыш не участвуют в этом хоре и только сыто зевают.

Вдали, на глади Ис-фьорда, видны трудяги-кораблики. Куда-то идут. То ли в Пирамиду, то ли в Лонгиербюен.

Скучища смертная. Надо что-нибудь придумать. Беру телефонную трубку, звоню. Кому же еще, если не товарищам по несчастью — друзьям геологам, которые, вероятно, тоже помирают от скуки. Сидят и ждут у моря погоды — в полном смысле этих слов.

— Как поживает лучший друг человека и, в частности, мой?

«Ученик Юргис Мокинас» печально докладывает:

— Осиротел я. Пришел капитан и потребовал пса обратно. Говорит, телеграмму из Мурманска от жены и детей получил: настаивают, чтобы вернул собаку домой.

Углевоз, со вчерашнего дня болтавшийся в морской капусте, сполз с вязкой мели и теперь рассекает волны где-то в Баренцевом море. Уплыл боксер. Остались геологи совсем одни…

— А не махнуть ли нам на моторке в Грумант? — предлагает Юрий. — О разрешении я уже договорился со всеми.

Я, кажется, только и ждал этого слова, чтобы влезть в новые бродни, закинуть за плечи рюкзак, навьючить на себя весь свой «железный балласт» — бинокль, фотоаппарат, кинокамеру…

У нас еще накрапывает дождь, а по ту сторону фиорда уже солнце. Граница между вёдром и непогодой точно ножом отрезана над самой серединой Ис-фьорда.

Бот у нас такой, что и вокруг всего Шпицбергена можно обойти: дизельный мотор, на носу каюта — есть где спрятаться, когда начнут волны перехлестывать и польется за ворот холодная водичка.

Весело тарахтим по фиорду. Погода улучшается. У руля сам начальник геологической партии Дмитрий Владимирович Семевский, за моториста — Анатолий, или, как его здесь называют, «ас по части вездеходов, ботов и прочей механики». У геологов два Анатолия, Чапчай и Мешечко, и оба несравненные мастера — любые моторы им подвластны. Сейчас с нами Анатолий Чапчай. Умением Мешечко я буду восхищаться позже — на волнах у острова Датского.

Хоть и не очень быстро, но уверенно ползем по Ис-фьорду. Вот уже позади и мыс, где стоят на приколе наши «нелетающие» вертолеты. Как и все летательные аппараты полярной авиации, они окрашены в ярко-оранжевый цвет.

— Скоро не только покраснеют — сгорят со стыда! — ворчит Анатолий, кивая на оставшуюся за кормой стоянку местной авиации. — Так и будут торчать здесь, пока не заржавеют! Тоже мне воздушные боги! — бранит он пилотов, словно они в чем-то виноваты.

Разве не хотят летать? Разве их вина, что это лето урожайно на облака и туманы?