В финале Джон умрет - [27]

Ух. Это просто… ух.

Не знаю, сколько я стоял там, потрясенный детальностью изображения, впитывая в себя детали.

Вот олень, а вот крошенные следы копыт на снегу. Вот маленькая уютная хижина, вот семья во дворе…

Стоило мне пристальнее вглядеться в картину, как удивление сменилось холодным ужасом.

То, что стоит перед горной хижиной — не деревце, а наскоро сколоченный крест, и на нем висит человек. Вместо ног у него культи. Рядом с крестом стоит женщина… на руках она держит младенца, на голове у него — кривой рог. И к несчастью для бедняги на кресте, малыш все еще голоден. На замерзшем пруду изо льда торчат не камыши, а чьи-то руки. А олень? У него огромный член, за которым тянется бороздка в снегу…

Я закрыл дверь, решив, что больше никогда не буду ее открывать, двинулся по коридору в направлении гостиной, прошел мимо ванной, затем резко остановился и заглянул туда. Ничего необычного.

Унитаз стоит криво.

— Ну и что? — громко сказал я.

Проклятое любопытство. Зайдя в ванную, я увидел, что он действительно стоит не у стены, где ему полагалось быть, а в футе от нее. Оттащив унитаз в центр ванной, я обнаружил, что квадратная плита, к которой он прикручен, аккуратно закрывает квадратный люк. Вход в подвал?

Тупица, ты в трейлере! Скорее всего это тайник для наркоты. Вопрос в другом: какал жилец в унитаз после того, как отсоединил его от канализации?..

Под люком, в слое гравия и земли, виднелся широкий лаз — человек проползти сможет.

Старый колодец? Минуточку… там виден свет. Неужели парень взял лопату и за выходные выкопал себе подвал?

В тоннель уходила раздвижная лестница — из тех, которые держат в спальне на случай пожара.

Ага, лезь туда, тупица. Здесь же ничего не случилось — например, в нескольких шагах отсюда не взорвался человек. Спускайся — станешь обедом для печально известного Роющего взрывомедведя со Среднего Запада.

Нет, Джон меня сюда отправил с какой-то целью — скорее всего с абсолютно безумной целью, но отступать не хотелось. Я подумал о Джоне, о том, что придется прожить остаток жизни без него — и секунду спустя уже сидел на линолеумном полу, свесив ноги в люк. Я попытался заглянуть внутрь, однако увидел лишь, что там — как я и предполагал — горит свет. Я ухватился за край отверстия и сошел в тоннель, нащупывая ногами ступеньки лестницы, скользкие от налипшей на них грязи.

Вокруг воняло чем-то заплесневелым. Сделав несколько шагов, я столкнулся с новым смрадом — резким запахом гнили и экскрементов.

Лаз глубиной примерно в два моих роста оканчивался темной камерой, где можно было встать не сгибаясь. Вонь усилилась; я спрыгнул, приземлившись в липкой луже роберто-марлиевого дерьма.

Стряхнув дерьмо с ботинок, я выпрямился и задел головой о потолок, который оказался на удивление гладким. Комната представляла собой почти идеальный круг с диаметром, равным ширине трейлера. Ее освещал туристический фонарь, стоявший на полу слева. Внезапно до меня донесся странный гул.

Я быстро огляделся.

На полу что-то лежало.

Я поднял фонарь и осветил комнату, в полной уверенности, что увижу не менее трех трупов. Но там виднелась только груда хлама, сломанный телевизор и — нечто, напоминающее кучу компоста, из которой торчат ветки. Рядом с кучей вдоль стены стояла пара пустых банок из-под маринованных огурцов с выцветшими этикетками. У противоположной стены лежал объект, похожий на высокий рюкзак.

Я медленно подошел к нему и с ужасом увидел, что это огромный жирный червяк, длиной футов пять. Его тело — разбитое на сегменты, словно у дождевого червя, — заканчивалось воронкой, полной крошечных зубов. В любой другой момент я бы завопил, словно банши, и бросился наутек, но тварь была настолько отвратительной, что я принял ее за еще одно творение ямайца — скульптуру, инсталляцию или как там их называют.

На всякий случай я сделал пару шагов вперед и осторожно пнул червяка носком ботинка. Ничего. Может, это модная подушка? Я еще немного понаблюдал за ней, затем стал отступать в направлении кучи мусора, одновременно оглядывая стены и удивляясь, как эта нора до сих пор не обрушилась. Невероятно гладкий земляной пол покрывало вещество, похожее на стекло или лед. Не могу сказать, какое оно на ощупь — прикоснуться к нему мне и в голову не пришло.

Еще раз с опаской взглянув на подушку-червя, я сделал шаг назад и снова наступил на что-то липкое. Сперва мне показалось, что это сосиски, но, приглядевшись, я понял, что это четыре отрубленных пальца с кусочками мяса и торчащими наружу костями. Пальцы выглядели странно, как будто их кто-то частично расплавил.

У меня сдавило горло, а сердце попыталось пробить грудину и вырваться наружу.

Я сделал два шага назад, прикрыл рот рукой и попытался успокоиться.

Вали, вали, вали отсюда на хрен…

Я несколько раз глубоко вдохнул, оторвал взгляд от ужасного зрелища и пошел к противоположной стене.

Добравшись до огромной кучи мусора, я с удивлением обнаружил, что выпотрошенный телевизор работает. На экране виднелось нечто похожее на внутренности: такие изображения передают крошечные камеры, которые врачи запускают внутрь пациента.

Затем в телевизоре появилась гостиная и смутно знакомый светловолосый юноша лет двадцати. Он непринужденно сидел на стуле и разговаривал с кем-то, находящимся за камерой. Этот кто-то называл парня Тодд.