В финале Джон умрет - [16]

Не знаю, как именно мы выбрали кафе «У Денни», но именно туда мы и приехали. Светлое, хорошо знакомое, людное место. Мы молча пили кофе, чашку за чашкой. Джон курил, украдкой поглядывая в окно, а я считал секунды, прошедшие после очередного приступа бреда. Я говорил себе, что худшее позади, что с каждой секундой ситуация налаживается. Бог ты мой, как я ошибался.

— Ну? Как ты себя чувствуешь? Тебе лучше?

— Ночью я многое увидел — и до, и после того, как я… — Джон замолчал и затянулся.

— Ладно, пойдем в обратном направлении. Какой наркотик ты принял?

— Роберт называл его «соевый соус». Хотя мне кажется, что на самом деле это был не… ну, не настоящий соевый соус.

Роберт? А, конечно, фальшивый ямаец, фокусник на вечеринке. Я решил, что еще скажу этому Роберту пару ласковых.

— А фамилия у него есть? — спросил я.

— Марли.

Разумеется.

— Это он так сказал?

— Да. Мне не хотелось выпытывать его настоящее имя.

— И он дал тебе…

Зачирикал мобильник. Кто может звонить в такое время? Плачущая Тина, которой надоело сидеть дома в одиночестве и которая в шестой раз хочет ко мне вернуться? Или Дженнифер Лопес пожалела о том, что отшила меня на вечеринке, и теперь мечтает поиграть со мной в «спрячь сосиску»?

— Да, — ответил Джон. — Мы напились в «Одном яйце», а когда бар закрылся, вышли на стоянку и выкурили косячок. Башка и Нейт Уилкс раздавили какие-то таблетки в ложке и вынюхали. Там было и… другое. Не важно. Потом мы еще выпили.

Биб-бип-бип БИП БИП…

— Тут ямаец достает «соус» и говорит: «Чуваки, эта штука открывает дверь в иные миры». Мы заставили его ширнуться первым и увидели, что он не умер, а наоборот, реально повеселел. А потом он — да, Дейв, я знаю, что на самом деле этого не было, — он съежился, стал трех футов ростом. Мы от смеха чуть не обделались. А потом он снова вырос.

— И ты все равно попробовал эту дрянь?

— Шутишь? Как я мог отказаться?

Телефон снова завел свою электронную песенку.

— Кто-нибудь еще вколол себе этот «соус»?

— Может, возьмешь трубку?

— Еще раз ответишь вопросом на вопрос, получишь по морде. Смотри мне в глаза. Я не шучу, ты же знаешь. Мне надоело…

— Дейв, мне и так непросто. В голове все смешалось, словно кто-то заставил меня просмотреть десяток фильмов одновременно, а теперь хочет, чтобы я написал про них сочинение. Эта штука… Дейв, я помню то, что еще не случи… то есть то, чего не было. Тот же Лас-Вегас, например. Мы с тобой были в Лас-Вегасе?

Мобильник запищал в третий раз — или в четвертый. Я уже сбился со счета.

— Нет, Джон, мы ни разу в жизни там не были. «Соус» принял только ты?

— Повторяю: понятия не имею. Роберт пригласил нас к себе, но Башка с парнями отказались. Кажется, они занервничали, когда увидели шприц. В трейлере сидели еще какие-то ребята, так что вечеринка, типа, продолжилась там. А теперь, пожалуйста, пожалуйста, ответь на звонок или выключи телефон. Эта чертова мелодия сводит меня с ума.

— Погоди, погоди. Ты принял то, что напугало Башку? Ты забыл, как он на спор закинулся дрянью, от которой умер Ривер Феникс?

— Дейв…

— Ладно, ладно.

Я вытащил мобильник, раскрыл и прижал к уху.

— Да.

— Дэвид? Это я.

А-ах, снова это чувство — этот холодок нереальности происходящего. Кофе в желудке превратился в жидкий азот.

Со мной говорил Джон.

В этом не было никаких сомнений. Мне звонит человек, который сидит напротив меня и курит. И рядом с ним нет ни одного телефона.

— Запись? — спросил я, взглянув на Джона.

— Что? Нет. Не знаю. Кажется, я позвонил тебе ночью и попросил приехать сюда. Не важно. В любом случае держись от меня подальше. У нас мало времени. Отправляйся в Лас-Вегас, найди там человека…

— Кто это?

Джон странно посмотрел на меня.

Голос в телефоне:

— Это Джон. Ты меня слышишь?

— И слышу, и вижу, — ответил я дрожащим голосом. — Ты сидишь напротив меня.

— Ну, тогда просто поговори со мной лично. Нет, подожди. Я случайно не ранен?

— Что?

— Черт! Кто-то пришел.

Щелк. Джон отключился.

Я сидел, прижав телефон к уху, и чувствовал, как на меня накатывает страшная усталость.

Если бы это был кто-то другой, то я бы решил, что меня пытается разыграть какой-то подвыпивший приятель. Но я понимал, что это не розыгрыш: во-первых, Джон уже видел меня в гневе, и во-вторых, шутка вышла не смешной.

Мне стало страшно — по-настоящему страшно, как в детстве. Джон выглядел бледным, полумертвым. Мои ноги промокли и замерзли, глаза чесались под контактными линзами, а голова болела от недосыпа. Захотелось сжечь мобильник, запереться дома, залезть в шкаф и свернуться калачиком под одеялом.

Наступил переломный момент в моей жизни. Впрочем, все к этому шло, верно?

С самого первого дня мне казалось, что жизнь в обществе — это сложный, опасный танец, и что я — единственный, кто не умеет танцевать. Меня снова и снова сбивали с ног, а я каждый раз поднимался, униженный и окровавленный. На меня вечно смотрели с укором, мечтая о том, чтобы я наконец убрался ко всем чертям и перестал портить праздник. Меня хотели вытолкнуть наружу, туда, где, пытаясь согреться, друг к другу жмутся уроды. Туда, к неудачникам, безумцам, которые могут лишь с завистью смотреть на нормальных людей, на то, как они покупают новые сверкающие машины, делают карьеру, создают семьи и проводят отпуск с детьми. Такие вот уроды всю жизнь ковыляют туда-сюда, пытаются понять, почему их бросили, бормочут о всеобщем заговоре и снежных людях. Когда они стараются наладить контакт с окружающими, обычные люди едва сдерживают смех, закатывают глаза, криво ухмыляются — и, что хуже всего, жалеют этих дурачков.