В Эрмитаж! - [28]

Сколько же времени прошло? Лет девять, не меньше? Они не виделись уже девять лет. Девять лет назад Философ последний раз красноречиво и напористо, как всегда, доказывал, что Потомство — единственная цель человеческой жизни, а скульптор, по своему обыкновению, не соглашался с ним. Девять лет прошло с тех пор, как совсем молодой Фальконе, а с ним двадцать пять мест багажа и Мари-Анн Колло, миленькая, способная ученица семнадцати лет от роду (ее тоже предусмотрительно подобрал для скульптора наш мудрец), погрузились в дилижанс и отбыли на север. Но вот добрался до них и Философ. Дом Фальконе и его просторную деревянную мастерскую отыскать нетрудно. Царица поместила его недалеко от своей розовой хижины, от своего Эрмитажа, прямо на широкой Миллионной улице. Карета останавливается, Философ ступает на землю, пересиливая очередной спазм, берется за дверной молоток, стучит…

Дверь распахивается — и… о боже! Как далеки от действительности его мечты. Да, Фальконе тут, придерживает отворившуюся дверь. Но где же приветствия? Почему никто не сжимает Философа в объятиях, даже не улыбается ему? Почему не слышно восторженных возгласов? Почему не бросается к нему с поцелуями — чмок-чмок-чмок! — малышка Мари-Анн? О теплой постели, о которой грезил он по дороге, по-видимому, тоже можно забыть. Фальконе, застыв у двери, бормочет смехотворные объяснения: мол, из Лондона только что приехал его сын — он там изучает, понимаете ли, искусство — и занял свободную комнату. Что-то отталкивающее появилось в манерах старого друга. Перед Философом — фальшивый, напряженный, совсем чужой человек. Ученик не горит желанием видеть учителя, творению не нужен стал творец, они больше не единое целое. Впрочем, припомнил Философ, Фальконе никогда и не был особенно приветлив. Вспыльчивый, завистливый, неблагодарный, он порой готов был встать поперек дороги своему благодетелю. Но все же — мечтания насмарку. Какой удар, какое разочарование! Какая злобная, уродливая мистификация.

К счастью, карета Нарышкина ждет нашего героя. Удрученный, чтобы не сказать оскорбленный в лучших чувствах Философ с холодным достоинством прощается с Фальконе и, собравшись с духом, накинув плащ, снова усаживается в нее. По скользким площадям и набережным несутся они назад, к дворцу князя Нарышкина. Что ж, дворец прекрасен, Философ способен оценить его, несмотря на сотрясающий тело жестокий кашель, несмотря на пронизывающий холод. Достойная награда за муки и труды Нарышкина в роли придворного шута, управляющего, сводника, карточного партнера. Выполненный в благородном классическом стиле дворец стоит в почтительном отдалении от Эрмитажа, на углу площади, в двух шагах от величественного православного храма, Исаакиевского собора, как раз напротив того места, где, если это все же произойдет, намечено поставить Медного всадника. Однако молодец Нарышкин! Слава его шутовскому гостеприимству! Философу предоставлена спальня, да не одна, а несколько десятков на выбор. Некоторыми из них пользовалась сама государыня — неясно, правда, с какими целями. Целая армия прислуги. Удобный и столь необходимый комод. Жарко натопленная голландская печка и термометр, гордо провозглашающий, что температура на улице ниже нуля. Фамильные портреты бояр в невероятных головных уборах и с не менее удивительными бородами. Мечтам нашего путешественника о комфортном отдыхе все же суждено стать реальностью. Он добрался до Северной столицы. Он отлично устроен. Он устал. Он болен. Определенно пришло время выспаться…

…чтобы проснуться от шума. Да какого! Это самое шумное утро в мире! Дуют в трубы городские сторожа, в соборе на площади полнозвучно перекликаются колокола. Грохочут орудия, гремят литавры, несутся, звеня копытами, полки дворцовой кавалерии. Философ вскакивает с постели и в ночной сорочке и колпаке выбегает на балкон. Маршируют солдаты, важно выступают большебородые священники. В монастырях и церквах с луковками куполов раскачиваются вместе с колокольными языками монахи в черных одеждах. Плюются шампанским фонтаны. На Неве галеры, яхты и торговые суда распустили по ветру флаги и палят из пушек. Со всех сторон в разукрашенных каретах съезжаются к Святому Исаакию короли, королевы, послы, князьки из всевозможных графств и маркграфств Европы, чтобы поприсутствовать на помпезном бракосочетании.

Увы, оказалось, что зря наш герой и Нарышкин так спешили, боясь опоздать к этому грандиозному событию. Похоже, ни Философу, ни князю не бывать нынче в соборе. Нарышкин, и без того вымотанный дорогой, мучается зубной болью. Что до нашего героя, у него просто нет подходящей одежды. Слуга объяснил, что дорожный сундук конфискован навязчивыми таможенными чиновниками. К тому же без парика тоже не обойтись. Остается лишь наблюдать происходящее вместе с хозяином, расположившись на прекрасном балконе прямо над Исаакиевской площадью. А почему бы и нет? Лучшего места не найти. Вот он, город, — как на ладони. Свадебные колокола, фейерверки, канонада, взволнованная толпа. И в назначенный час процессия возвращается к Эрмитажу. Счастливая пара едет в карете, окруженной отрядами Преображенской гвардии и похожей на маленький замок.