В джунглях - [6]

Дальше мы увидели, что задние копыта отпечатались глубоко, а передние взрывали землю так, словно антилопа с трудом вытаскивала увязшие задние ноги. Отец сказал:

— Бедняжка свалилась замертво, не пробежав отсюда и две сотни шагов.

Не прошли мы по следам и пятидесяти футов, как из ближнего куста послышалось злобное рычание. Мы проворно залезли на высокое дерево, где тигру было нас не достать. Потом мы стали карабкаться с ветки на ветку, с дерева на дерево, как обезьяны, пока не оказались прямо над тем местом, где тигр пожирал антилопу. Было в этом зрелище что-то жуткое и захватывающее: золотисто-черный тигр лежал в луже крови, припав к туше антилопы и вцепившись зубами ей в горло. Тигры обычно съедают сначала всю мякоть — начинают с шеи, потом пожирают грудные мышцы, часть брюха и только потом доходят до ребер, приберегая их на другой день. Правда, на другой день от добычи немногое остается, потому что стоит только тигру уйти от своей жертвы, как приходят другие звери и подбирают объедки. Но нас поразило само зрелище, а совсем не то, что мы уже знали о повадках тигра. Мы видели только пурпур, золото и зелень, а если бы кто набрел на это место случайно, то даже не заметил бы тигра, которого выдавали лишь мухи да запах его тела. Сливаясь с кустом, тигр казался лишь живописным узором, сотканным из пурпура, золота и зелени.

Хищник все еще ел, а мы с отцом думали, как бы им завладеть, — ведь мы добывали себе пропитание тем, что заманивали тигров в ловушки или убивали их. Мы успели заметить на его груди кровоточащую рану. Должно быть, умирающая антилопа из последних сил ударила его копытом. Тигр, стоя на солнце, лизал свою грудь, и у нас уже не было сомнений, что он ранен. Мы не спускали с него глаз, а время шло, и наконец около девяти часов тигр с трудом отполз под куст и заснул. Видно, он решил, что уже поздно возвращаться в свое логово, и, кроме того, ему не хотелось оставлять добычу без присмотра, а поэтому, вместо того чтобы уйти, он отполз от туши антилопы футов на девять и улегся под кустом.

Вскоре мы обратили внимание на то, что ветки под нами как-то странно колышутся; всмотревшись пристальнее, мы увидели между листьями черные носы, которые, раздуваясь, принюхивались к убитому зверю. Это были лисы и шакалы. Они учуяли добычу издалека и пришли, чтобы урвать свою долю костей и объедков. Когда они приблизились, тигр издал какой-то странный, почти собачий лай, и кусты затрепетали, словно пламя зеленых факелов, когда налетает ветер. Этот трепет то и дело (менялся полной неподвижностью, пока, наконец, не наступило окончательно мертвое безмолвие тропического полудня.

И все утро носы мелких хищников настороженно подбирались к самой добыче, щелкали челюсти, и шакалы, бедные, голодные шакалы, старались ухватить свой кусок мяса; тогда тигр сердито рычал, и они отскакивали, колыша ветки кустарника. Все происходило почти бесшумно, зато поглядеть тут было на что. Если убегал шакал, кусты заметно шевелились. Если лиса — кусты чуть вздрагивали, словно шкура у спящей собаки, которая видит дурной сон.

Вдруг кусты зашевелились не так, как раньше. Ветки и листья хлопали друг о друга, словно детские ладошки. Листья двигались с разных сторон и сходились к тому месту, где лежала мертвая антилопа, облепленная мухами. Хлопанье листьев не прекращалось несколько минут. Было в нем что-то зловещее, и я вздрогнул. Отец схватил меня за руку.

— Держись, сынок! — прошептал он.

Быстрый, тревожный шелест пробежал теперь по траве и кустам; а затем — о чудо! — два леопарда нежданно-негаданно сошлись нос к носу возле убитой антилопы. Мухи взвились в воздух черным роем. Леопарды не чуяли тигра — ветер дул в его сторону; тигр же почуял их, но, сонный, не двинулся с места.

Отец тихонько шепнул мне на ухо:

— Не бойся. Только сиди тихо, не шелохнись. Эти леопарды хорошо лазают по деревьям. Если они заберутся сюда, мы пропали.

Мне казалось, я понял, почему листья кустов и деревьев шевелятся так, как будто дети в ладоши бьют. Пятна на шкуре леопарда имеют такой вид, словно кто-то окунул лист в чернила и много раз прикладывал к его золотистой шкуре. Когда леопард идет, листья деревьев и кустов шевелятся, как бы повторяя узор его пятен, и бьют друг о друга, словно детские ладоши.

Едва голодные леопарды завидели друг друга, они припали к земле и взгляды их скрестились. Хвосты рассекали воздух, как пращи, и один, задев тонкое молодое деревце, с треском сломал его. Крак! Крак! И вдруг неведомо откуда появилась голова тигра. Он давно, сквозь сон, учуял врагов, а теперь его разбудил треск. Это был жуткий миг. Леопарды начали пятиться мягко и неслышно, словно нитка, вдеваемая в игольное ушко. Наступила мгновенная тишина. Затем тигр издал такой рык, что казалось, рухнула гора и неудержимый поток воды могучим водопадом низвергнулся прямо на нас, — так ужасен был его рев. Все хищные кошки, и в особенности лев, леопард и тигр, имеют обыкновение прижиматься брюхом к земле, словно она вливает в них силу. Чем плотнее зверь припадает к земле, чем сильнее сжимается, тем сильнее будет толчок и тем дальше он сможет прыгнуть. Вдруг один леопард зарычал и поднял лапу. Тигр яростно заревел и прыгнул на леопарда. Лязгнули зубы, и две пары челюстей соединились, словно принадлежали одному существу. Враги начали грызться. Два хищника, вцепившись друг в друга мертвой хваткой, катались по земле, но тут второй леопард глубоко вонзил зубы тигру в лопатку. Он держал тигра как в тисках. Но тигр передними лапами притянул первого леопарда к себе и встал на дыбы, вынуждая врага сделать то же, а потом одним могучим ударом лапы перервал ему горло. С отчаянным предсмертным воем леопард разжал челюсти и повалился на землю; потом он пополз прочь, корчась от боли, и скрылся из виду. Тем временем второй леопард, напавший на тигра сбоку, отпустил его и впился ему в брюхо, а тигр запустил когти в леопарда. Они не отпускали друг друга. Ничто теперь не нарушало тишину, кроме шелеста листвы да далеких с тонов умирающего леопарда. Потом все замерло. Попугаи и те больше не порхали вокруг, а ведь их всегда так много, что бы ни случилось в чаще джунглей. Повсюду шевелились кусты — это крались шакалы и лисы, Минут через пятнадцать, которые тянулись словно десять часов, все застыло в мертвой неподвижности: смертельная схватка тигра и леопарда кончилась. Отчаянно извивавшиеся тела вдруг застыли. Они словно окаменели, лишь иногда предсмертная судорога сводила их мышцы. Но вот враги стали совсем недвижимы, и вскоре у куста сгрудились шакалы, поспешившие к добыче. Отец сказал: