В двух шагах от войны - [28]

— Эт-та што? Эт-та как?! — спросил он.

И тут уж все чуть не попадали от хохота — такой у начальника был ошалелый вид. Он посмотрел на ребят и свирепо рявкнул:

— Кто???

— Шняка, — невинно ответил Витя Морошкин.

— Сам вижу, — гневно сказал Громов. — Кто приволок на судно?

— А мы не знаем, — сказал Саня Пустошный.

Громов разбушевался, даже ногами затопал.

— За борт! Немедленно! — закричал он и наклонился, чтобы схватить пса за загривок.

Шняка выскользнул из-под капитановой руки и, поджав хвост, бросился наутек. Он кубарем скатился по трапу и помчался вдоль борта к корме. Громов продолжал бушевать. Ребята кинулись догонять пса. И Арся тихо, но так, что все слышали, кинул:

— Спрячем?

Димка кивнул. Шняка носился по «Зубатке» сломя голову, лаял, ловко увертывался, проскальзывал между ног. Видно, он решил, что с ним играют. Афанасий Григорьевич мрачно наблюдал за этой картиной, потом сердито махнул рукой и отправился к себе в каюту.

Гонялись за Шнякой человек десять, и только Шкерт стоял у левого борта под самым полубаком и насмешливо поглядывал на эту суматоху да вахтенный матрос на мостике, смеясь, подавал команды: «Заходи слева, дуй в кильватер, хватай за хвост!»

И вот зажатого с трех сторон пса погнали вдоль левого борта прямо на Шкерта.

— Держи! — крикнул Антон.

— Ага, — сказал Шкерт, схватил прижавшегося к его ногам Шняку за холку, подержал его так немного, а потом… потом спокойно бросил за борт.

Послышался визг, раздался всплеск и жалобный собачий скулеж. А Шкерт стоял и улыбался, и улыбочка у него была такая, что Димка не выдержал и рванулся к нему, но Антон придержал его и сам двинулся к Шкерту, остальные ребята — за ним.

— Вы что? — спросил Шкерт. — Я ж приказ выполнил.

Антон взял его за грудки, но в это время раздался еще более громкий всплеск и отчаянный крик:

— Человек за бортом!

Метрах в трех от судна в воде, держа под мышкой барахтающегося Шняку и сильно загребая правой рукой, подплывал к «Зубатке» тот парень, который сказал, что он с Дальнего Востока. Вахтенный матрос хотел поднять тревогу, но Антон сказал:

— Друг, не надо, мы сами.

Антон прополз под леерами и улегся на палубе. Мальчишки ухватили его за ноги, и он, свесившись с борта, принял из рук парня замолкшего одуревшего Шняку. Спустили трапик, и дальневосточник взобрался на палубу. С его одежды натекла целая лужа.

— Молодцы, салаги! — крикнул матрос. — Палубу подотрите.

Антон со Шнякой в руках пошел в кубрик. Он опустил пса на палубу, сел на нары и сказал:

— Ночь пусть здесь побудет, а утром что-нибудь придумаем.

— А что Громову доложим? — ехидно спросил Морошка.

— Что надо, то и доложим, — ответил за Антона Арся.

— До чего же все благородные… — сказал Морошкин и улегся на нары.

Парень, вытащивший Шняку, раскладывал по скамейке вдоль стола свою промокшую одежду. Антон подошел к нему и сказал:

— Ты бы на воздухе повесил, ветерком провеет — к утру сухая будет. А вообще-то, ты, паря, силен!

Парень широко улыбнулся.

— Жалко зверя, однако, — сказал он.

— Как звать-то? — спросил Арся.

— Толик. Из Находки я.

— Находка… — проворчал Баланда. Он уже прилепил к этому Толику прозвище.

Антон опять взял Шняку на руки и пошел к трапу.

— Ты его куда? — спросил Саня.

— Опять за борт! — сказал Витька.

— Самого тебя за борт! — раздался вдруг голос Кольки Карбаса. — Ишь ты, какой нашелси: за борт!..

— А ты-то чего? — удивился Витька. — Тебя вроде и вовсе не было, когда Шняка этот объявился.

— Ничего, — буркнул Колька и с головой укрылся одеялом.

— Эй «вы! Кончай базар, спать надо! — крикнул кто-то.

Ребята замолчали и улеглись. Антон со Шнякой под мышкой полез по трапу. Вскоре он вернулся один.

— Ну что? — шепотом спросил Колька.

— Порядок, — тоже тихо ответил Антон, — слезу пустил капитан. А с тобой еще особый разговор будет.

— Дан я-то што? — заныл Колька. — Я-то…

— Дрыхни! — сказал Антон, и Карбас замолчал.

…Утром 9 июля суда конвоя снялись с мудьюгского рейда. Строгим боевым порядком они вышли из пролива и направились к горлу Белого моря. В походном ордере [16] за транспортами шла «Зубатка» со своим маленьким караваном; впереди, по обоим бортам и замыкая конвой, следовали корабли охранения.

К полудню по правому борту открылись крутые обрывистые берега мыса Зимнегорского, а за ним уже запахло близким Баренцевым морем — конвой входил в пролив между материком и Кольским полуостровом.

И тут произошло еще одно ЧП. Антон приволок с кормы помятого, заспанного и отчаянно упирающегося Борю-маленького. Многие, вообще, не поняли, что произошло, но ребята из бригады Карбаса сразу сообразили, что к чему, и зашумели:

— Очумел?

— Как попал?

— Что теперь с тобой делать?

Боря стоял взъерошенный, но готовый к отпору и поглядывал на ребят исподлобья. Потом он решительно подтянул штаны и спросил:

— Г-где Г-громов?

— Сам пойдешь? — спросил Антон.

— Н-нет, с н-нянькой! — зло сказал Боря.

— Пошли! — сказал Антон Боре.

— Соколова возьми, — предложил, усмехнувшись, Морошкин, — его Громов шибко уважает. И Карбаса — начальничка.

Захихикал Шкерт, и громко заржал Баланда. Антон пристально посмотрел на Димку, потом на Арсю. Соколов стоял красный, опустив голову, а Арся независимо посматривал на небо.