В двух шагах от солнца [Сборник] - [11]
— А какого хера тогда тут идёшь?
— Решил начать новую жизнь, — честно объяснил Василий.
— А почему голый? — не отставал мужик.
— Это протест.
— А — а, — кивнул золотозубый. — Понял. Зауважал.
Однако, скорости не прибавил и продолжал медленно катиться рядом, подстраиваясь под Васину неторопкость.
— Слышь, мужик, а ты против чего протестуешь? — спросил он метров через тридцать.
— Да — а, — неопределённо поморщился Василий. — Достало всё.
— У — у, угу, — задумчиво покивал водитель.
Еще через сотню метров "Тойота" вырвалась вперёд и прижалась к обочине. Бородатый вылез из машины и принялся торопливо стягивать с себя джинсы.
Мужик из "Тойоты" был грузноват немного, но смотрелся очень даже эффектно — на его грудной клетке, в случае чего, мог бы совершить вынужденную посадку как минимум кукурузник (на груди Василия — максимум голубь). Теперь им навстречу не попадалось машин, которые набирали бы скорость при виде двух голых мужиков — нет, все они притормаживали. Из окна одного "Рено" даже появилась женская рука и оттопырила вверх большой палец с длинным зелёным ногтем — дескать: отлично, парни!
Парни шли на восток — молча, сурово, непреклонно.
За рощицей, с берега сонного озерка их окликнул рыбак с удочкой, с лицом Ермака:
— Здорово, мужики! Вы купаться? Здесь пиявок много.
Конечно, его волновала не потеря крови протестующими, а рыба, которой в озерке не было, но которую пришельцы всё же могли распугать.
— Нет, — ответил Василий. — Мы протестуем.
— Заебало всё, — добавил бородач.
— А — а, — протянул рыбак.
Они удалились уже метров на сотню, когда Ермак вдруг вскочил и принялся стягивать с себя штормовку и коричневую клетчатую рубаху.
У заправки, на шестом километре, к ним присоединился матёрый гибдэдэшник в фуражке, поразивший даже бородатого своей бабуинской волосатостью. У деревни Волошки к процессии примкнули ветеринар Арнольд Емельянович и несколько механизаторов. Близ посёлка Ермолаево в отряд влились два мужика, стоящие в очереди за похмельем, а также один кочегар и один капитан внутренних войск в отставке. Теперь процессия представляла собой внушительное зрелище, особенно если учитывать фуражку гибдэдэшника и удочку Ермака. Они хором пели то "Солнечный круг", то "Белая стрекоза любви" и двигались уже не толпой, а стройной дисциплинированной колонной, в чём была прямая заслуга капитана — вэвэшника. Машины теперь не притормаживали. Встречные испуганно шарахались и торопились прошмыгнуть мимо, а попутные выстроились позади длинной пробкой. Бесконечный восторженный гул и вой клаксонов сопровождал безодежную колонну до самой развилки за Полыкаево, где попутки могли уйти на старую дорогу. Они и уходили, облегчённо радуясь тому, что теперь их нельзя обвинить в сопричастности. И только солнце неотступно и спокойно освещало идущим путь, не боясь ничего.
Строй голых мужиков уходил на восток — туда, где неразборчиво сизовел горизонт. Плечистые, голозадые, эпически хмурые и мужественно потрясающие причиндалами, они шли выразить свой протест. Выразить коротко и ясно: всё достало, блядь!
Мир содрогнётся и полетит в тартарары, когда эта молчаливая мрачная сила дойдёт до горизонта и переломит ему хребет.
Kill Jill
Зайка, зайка, ты не видел Джилл?
Монте — Вильяно, 2007
Я в последний раз щекочу пальцами костяную рукоять ножа — ласково, дразня, вызывающе.
Нож совершенно спокоен. Холодно спокоен. Не то что я. У меня по спине противной щекоткой стекает струйка пота. До самой поясницы — под пояс джинсов, туда, где противней всего.
Нужно заканчивать с этим. В конце концов, я так долго шёл к этой минуте, столько раз я готов был отказаться от задуманного, так много раз всё срывалось из‑за глупой случайности или моего вечного страха, который хватал меня за руки в последний момент, подкатывал к горлу тошнотой, едва стоило представить лезвие ножа, мягко и скользко входящее в печень Джилл, её кровь, которая сначала неуверенно, а потом безудержно проступает через рубаху и течёт по моим пальцам, тусклый выкрик, который издаст женщина, шорох, с которым её теряющее жизнь тело повалится на землю, глухой удар головы о щебенку…
Да, нужно заканчивать. А не то, всё опять сорвется, теперь — из‑за моей не вовремя и не в меру разыгравшейся фантазии.
Она карабкается по тропе вверх. Из‑под её кроссовок осыпаются вниз, мне навстречу, камешки и пыль. Вот она споткнулась, ойкнула, взмахнула руками…
Пора!
Я догоняю её, на ходу отерев о штаны вспотевшую ладонь, вынимаю из кармана нож, обхватываю рукоять покрепче, ощущая томительную слабость в ногах и подкатывающую к горлу тошноту. Скорей, а не то я опять не сумею!
Левой рукой обнимаю Джилл сзади, покрепче, прижимаю ее спину к своей груди. Она поворачивает голову, на губах её недоуменная то ли улыбка, то ли усмешка. Правой рукой, не целясь, ударяю туда, где должна быть, по моим расчетам, печень…
Горло перехватывает тошнотворный спазм, рот наполняется блевотиной прежде, чем я успеваю прийти в себя.
— Что с тобой? — спрашивает она тревожно, обернувшись. — Что случилось, Пит?
Не отвечая, наклоняюсь в сторону, к чахлому кусту жимолости, прикорнувшему у тропы, скрученный в три погибели болью сжавшегося в точку желудка.
Волна красной смерти прокатилась по стране и миру. Все, кто мог умереть – умерли. Кому написано было на роду выжить – живы. Всё?.. Нет. Смертельная болезнь – это не самое страшное. Куда страшнее сам человек будущего. Пастырь, вернувшийся в умирающий родной город, в надежде найти живыми жену и сына, и не думал, что ему придётся воевать. Да ещё воевать с таким противником. Содержит нецензурную брань.
Чёрная морда мощного «Ленд Крузера» оскалилась навстречу, грозно рыча, возвышаясь над жалкой синей «десяткой», в которой стремительно искажался и серел лицом Иван Фёдорович...
Мосты бывают разные. И, хотя назначение у всех одно - соединять, нередко они разъединяют. Но есть один мост, который даже пропасть между разными мирами способен сделать твердью. И его ничем не разрушить.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Небольшой рассказ — фантасмагория, тем более абсурдная, чем более обыденным воспринимается все происходящее действующими лицами. Абсурдность действия нарастает от вполне себе нормального события (человек решил покончить с собой) до полного маразма, и в то же время, по сути, не происходит ничего, что выходило бы за рамки нашей современной обыденной реальности (ну, разве что образ ее чуть гипертрофирован).В тексте присутствует ненормативная лексика.
Пьесы о любви, о последствиях войны, о невозможности чувств в обычной жизни, у которой несправедливые правила и нормы. В пьесах есть элементы мистики, в рассказах — фантастики. Противопоказано всем, кто любит смотреть телевизор. Только для любителей театра и слова.
Впервые в свободном доступе для скачивания настоящая книга правды о Комсомольске от советского писателя-пропагандиста Геннадия Хлебникова. «На пределе»! Документально-художественная повесть о Комсомольске в годы войны.
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.