В двух километрах от Счастья - [8]

— УЦБИПП! — кричали четвероклашки. — УЦБИПП!

Юра схватил за шкирку своего обидчика и грозно спросил, что означает его нахальное поведение и этот странный клич. Малец попался робкий. Он с тоскливой почтительностью объяснил, что толкнул Юру нечаянно, а УЦБИПП означает неизвестно что. Но такое слово есть! Он сбегал к четвертому классу и, поунижавшись перед дежурным, проник к своей парте. Через минуту он ткнул Юре последнюю страницу своего четвероклашьего учебника. Там действительно было напечатано: «Типография № 5 УЦБиПП».

— Ну что, есть такое слово? — спросил он уже нахально.

— Есть, — сказал Юра. — Оно сокращенное. Может быть, Управление центральных булочных и пищевой промышленности.

— Ха-ха, — сказал малец, — первое апреля!

И Юру обожгла мысль, что и ее записка[1] тоже как все сегодня… Это было бы ужасно! Во-первых, понятно почему, а во-вторых, потому, что его «купили». Но нет, не может быть, она же сама ему отдала, и у нее при этом были глаза… нет, глаза не были, она их опустила, были только ресницы. Но у нее были щеки, которые сильно горели. Но, может, она просто волновалась, что «покупка» не удастся…

В отчаянии он побежал советоваться к своему закадычному другу Леве Махерваксу.

— Будем рассуждать логически, — сказал Лева, пытаясь запустить пятерню в свою жесткую всклокоченную шевелюру, неприступную, как джунгли. — Почему она не вручила тебе свое послание, скажем, двадцать восьмого марта или, наоборот, послезавтра? Совпадение? Хорошо! Но почему именно кинотеатр в Нижних Котлах, у черта на куличках? Опять совпадение? Хорошо! У меня есть «Кинонеделя». Правда, со следующего понедельника, но… (После пятиминутной паузы.) Вот видишь, идет «Любовь и слезы». Предположим, что в понедельник программа могла измениться. Но посмотри, какое там насмешливое название. Видишь: «…и слезы». Совпадение?

Тут Юра заметил в конце коридора ту, чье имя я не смею назвать, и, не дождавшись Левиного «хорошо!», кинулся к ней и с горьким смехом швырнул ту самую записку.

— Не выйдет, не поймаешь! Первое апреля.

Но она не засмеялась, ее губы вдруг скривились, а в глазах — вот сейчас как раз, когда не надо, глаза были на месте — задрожали слезы! Либо же она великая артистка (что вряд ли, так как она под Новый год провалилась в школьном спектакле, где играла старика Хоттабыча), либо он осел. Да, он осел! Проклятый, глупый осел-самоубийца. Надо будет спросить у этого проклятого умника Левы, бывают ли ослы-самоубийцы. То есть раз Юра существует, значит, бывают!

Обратно из школы Машке пришлось тащить магник одной. Ряша, когда она к нему подошла, отвернулся и сплюнул, не разжимая губ, но попал на собственный рукав и от этого совсем обозлился.

— Я шо тебе, лакей, барахло таскать? Или нанялся?

Машка толкнула его плечом так, что он слегка треснулся об стенку, гордо подхватила магник и потащила его в коридор.

Нос у Машки был курносый, следовательно, от природы задранный кверху. К тому же она еще немного задирала голову и ходила особенной спортивной походкой, обличавшей гордую и независимую душу. Все дело портили косички. Довольно нормальные каштановые косички, примечательные только тем, что они были последние во всех шестых классах.

Все остальные девочки уже остриглись и ходили с мальчишескими колючими затылками. Машка мечтала последовать за ними, но была связана честным словом. Еще когда движение «долой косы» только овладевало девичьими умами в шестых классах «А», «Б» и «В», мама взяла с нее слово, что она оставит косы. Только вчера она последний раз бунтовала дома, добиваясь отмены клятвы.

— Но почему ты хочешь остричь косички? — страдальчески спросила мама. — Ну, почему?

— У нас все девочки до одной их срезали. Потому что так оригинальнее.

— А что, по-твоему, означает это слово — «оригинальнее»?

— Как у всех, как модно, — уверенно сказала Машка.

— Боюсь, что наоборот, — засмеялся папа и даже принес Машке зеленый том словаря «К — С». — Убедитесь.

Посрамив таким образом дочь, он сказал уже по существу:

— Русская народная мудрость гласит: «Не дав слова, крепись, а дав слово — держись!»

В следующий раз, конечно, Машка будет умнее, она будет крепиться и не даст никакого слова. Но теперь, дав слово, приходится держаться…

У школьных ворот она остановилась перевести дух: все-таки тяжелый магник, если одной нести. И тут кто-то тронул Машку за косы. Нет, не дернул, именно тронул. Но все равно, учитывая плохое Машкино настроение, его можно было уже условно считать покойником.

Она резко развернулась… И увидела перед собой Юру Фонарева, печального и торжественного.

— Слу-шай, Маш-ка! — сказал он таким голосом, каким обычно читают стихи Некрасова: «От ликующих, праздноболтающих, обагряющих руки в крови». — Объясни мне смысл всего этого идиотства, этой зверской жестокости…

Он подхватил магник и, решительно отстранив Машкину руку, понес один. Она сказала, что первое апреля — это прекрасный и веселый день и, хотя ее купили хуже, чем его (она ведь про записку не знала), все равно никакого тут зверства нет и очень хорошо, что есть такой день, когда можно всех обманывать и посмеяться как следует…